"Уровень менеджмента СШГЭС не соответствует ее технологической сложности"

В рамках передачи "Особое мнение" с Алексеем Воробьевым на радиостанции "Эхо Москвы" своими впечатлениями от увиденного на Саяно-Шушенской ГЭС и анализом причин произошедшей аварии поделился главный редактор "Независимой газеты" Константин Ремчуков:

А.ВОРОБЬЕВ: Перед тем как уйти на паузу середины часа, мы поговорили о том, что главному редактору «Независимой газеты» удалось в течение отпуска побывать еще и на Саяно-Шушенской ГЭС, но как частном улицу, не как журналисту и главному редактору. Вот давайте о впечатлениях, об ощущениях – мы обещали.

К.РЕМЧУКОВ: Ощущения, конечно, очень такие были, мощные. И суть их сводилась к следующему. Я прошел там, я с Шойгу договорился, чтобы мою машину пропустили на Саяно-Шушенскую ГЭС, и я ходил с фотоаппаратом, фотографировал аварию, беседовал с людьми, потом в городе в одном, в другом, и в Черемушках, и везде, в общем. Общался с людьми, теми, которые строили эту ГЭС, 75-летние деды, молодые люди. Мне было просто интересно смотреть.

Какие ощущения? Вот первое ощущение, очень серьезное, которое я вынес уже из разговора со специалистами. Что уровень менеджмента Саяно-Шушенской ГЭС не соответствует технологической сложности объекта под названием «Гидроэлектростанция такого уровня». То есть менеджмент пришел на основе всяких процессов приватизации, и, как называют этого Зубакина — пиарщик Чубайса. Вот, условно говоря, уровень понимания проблем. Технологическая сложность объекта за рамками их понимания. Что они сокращают? Там какую-то новую электрическую схему они устанавливали, якобы, не было никаких запасных рубильников и кнопок. Как только залило этот основной щиток, не было больше никакого резервного электричества. С водителем, который меня возил, беседовал, он говорил, что у нас раньше были там даже на солярке вот эти мобильные установки по выработке электроэнергии – их тоже не было. «Управдом решил жестоко: лампочки – утечка тока, раз и сняли», вот эти сокращения. То есть менеджмент вел свою деятельность с точки зрения операционной целесообразности снижения издержек, а технологическая сложность объекта требовала огромного количества, может быть, дополнительных затрат – это, вот, первое, что бросилось. Второе, очень плохо информировали поначалу. Вот я летел на вертолете, я поснимал даже, вот как много, все-таки, разлилось масла по Енисею – просто много снимков я сделал, и это поражает: эта красивейшая пойма вся в этом масле.

Дальше там какой-то человек, заместитель этого РусГидро – мне рассказывал один из тех, кто там спасал – говорит, идет с 2-мя девушками с пробиркой брать масло на пробу. Масло в такой луже – там 3/4 масла, четверть воды. «Что такое?» – «Хочу взять воду на масло». Ну, ему кто-то говорит: «Слушай, может, ты масло берешь на воду?» Ну, не обратили внимание, там какие-то дела. Раз, вечером приходит, сообщает: «В 1700 раз уровень масла превышает необходимый». Он говорит: «Послушай, надо в Москву отсылать». Начинается паника. Я еду, водитель мне говорит – смотрю, очередь стоит. «За чем очередь стоит?» – «Источник воды». – «Почему?» Он говорит: «Вы знаете, присадки в турбинное масло особые. Они влияют на генетическую мутацию человека». И вот уже эти слухи – чушь полная, да? Там, масло? Масло. Этот взял не там, тут же эти его лаборантки сообщили: «У нас такие показатели, в 1700 раз».

В общем, если бы не было Шойгу – я смотрел его вот эту службу. Я помню, как несколько лет назад его пытались сместить. Это единственная работоспособная служба. Там, руководство этой ГЭС с самого начала, только случился кризис, они говорят: «Мы вызываем сюда людей из Дагестана». – «Каких из Дагестана?» – «Рабочих, они будут…» – «А с этими что делать, там 300 человек?» – «А мы их на Богучанку отправим». Из Дагестана туда, говорят «Дайте нам самолет, какой-то ИЛ-76, мы перевезем». Шойгу, якобы, говорит: «Дайте мне список, что хотите?» – «Автобус ПАЗ, машина УАЗ, насос». Он говорит: «Я вам их здесь найду». Сутки искали какие-то рукава для откачки. Выяснилось, что к насосу нужны рукава, чтобы откачать воду. Еще сутки искали переходники.

А.ВОРОБЬЕВ: То есть неготовность?

К.РЕМЧУКОВ: Неготовность, а главное тут же быстро соображают люди: что, вроде, случилась трагедия, но будут акты заключать по работам и нужно высылать более удобных каких-то людей из Дагестана Саяно-Шушенскую ГЭС спасать, не местных. То есть вот этот ход мыслей абсолютно конкретный и деловой, бизнесовый: «Так, с этими людьми нам будет проще, этих мы куда-то там отошлем» — это поразило.

Мне кажется, что нужно создавать экспертные технические советы из старой гвардии, в том числе технических людей при менеджменте такого рода предприятий с тем, чтобы они как минимум раз в месяц или 2 раза в месяц совещались по технически сложным проблемам.

А.ВОРОБЬЕВ: Ну, последствия-то этой аварии на политическом уровне, на уровне принятия решений или принятых решений – они существуют? Как вы считаете? Ведь высказался и Дмитрий Медведев по этому поводу, и дал Путину, вроде бы, распоряжение в течение 2-х недель разобраться во всей этой истории и доложить ему лично, и так далее, и так далее. Возможно, я пропустил, но я не услышал, не было показано, вероятно, по телевидению, как Путин докладывает Медведеву о том, что именно стало причиной аварии на Саяно-Шушенской ГЭС.

К.РЕМЧУКОВ: Я думаю, что они еще не определили эту причину.

А.ВОРОБЬЕВ: Тогда 2 недели истекли.

К.РЕМЧУКОВ: Истекли, да. Там сейчас… Ну, я думаю, посадки будут, будут сажать людей, но технического профиля, а не управленцев, не менеджеров. Но вообще, конечно, это выявило такую проблему, очень слабенькую такого резерва запаса прочности вообще во всей этой системе по ликвидации. Мне рассказывали, это случилось в 4 утра 15 минут, по местному времени в 8:15. Так вот, высшие чиновники, там, типа министра энергетики на связь вышел в 9:30 утра. Вице-премьер Сечин или Шувалов – ближе к полудню отреагировали, люди, отвечающие за промышленность. Вот это тоже вопрос, да? Что люди отвечают за промышленность, они даже не осознавали масштабов этой аварии. И поначалу, как бы: «Что-то там случилось? Какая-то авария?» А вот именно масштаб этой катастрофы, того, что произошло, какой это ущерб нанесет потом, то есть это ж увеличит издержки всего нашего бизнеса. Я думаю, что в перспективе 3-4 лет это где-нибудь 15-17 миллиардов долларов уйдет в той или иной форме на компенсацию потерь. Повысятся ли это тарифы и люди начнут платить и сокращать инвестиционный потенциал собственного бизнеса и так далее. То есть это колоссальная по масштабу авария.

И вот еще раз говорю: общее ощущение, вот я с людьми беседовал. Они, конечно, русский народ очень с юмором такой. Мне водитель рассказывал, там с другими беседовал, что первое, кого они взяли – тещ и шубы. Шуба, самое ценное в доме – шуба, поэтому на тещу шубу, в машину и на город. Потому что долго не было информации, они ждали, что, все-таки, прорвет и потечет все. Поэтому хакасские холмы, и в машинах тещи в этих шубах, у кого какая.

А.ВОРОБЬЕВ: Лето.

К.РЕМЧУКОВ: Лето, август, жара, теща в шубе сидит на переднем сиденье и, значит, спасает семейное добро. Но в целом, конечно, край потрясающий. Там надо развивать туризм. Индустриальная база – это, конечно, хорошо, но эта стратегия должна быть сохранения потенциала. Но, конечно, там туризм – там 400 озер. Там можно и дайвингом заниматься. Вот если сравнивать курорты, зимой там лыжи потрясающие. Вот если Куршавель – это 4 месяца работает, с ноября по конец февраля – начало марта, и все, потом летом эта деревня закрыта. А Аспин в штате Колорадо в Америке – это круглогодичный курорт, когда летом там маунтин байк, лазают все, какие-то фестивали симфонической музыки. Вот мне кажется, Хакасия – вот, просто до такой степени интересная, может быть, республика как место для туризма. Но для этого им нужно сразу строить аэропорт. Без аэропорта туда и за 3 дня не доберешься.

"Эхо Москвы", 8 сентября 2009 г.