Схватка за Байкал

Все оперативные подразделения Иркутской области и Бурятии, занятые в жизнеобеспечении регионов, переведены в режим повышенной готовности. Изыскиваются и проверяются источники резервного энерго- и водоснабжения. Уровень воды в Байкале продолжает падать, 26 января он составлял 456,07 м и вплотную приблизился к нижней границе, установленной правительством, — 456 м в тихоокеанской системе высот. Предельная отметка будет пройдена в конце января — начале февраля.

Говоря о причинах, власти, ученые, энергетики Иркутской области традиционно сетуют на природу и климат. Власти, ученые, экологи соседней Бурятии связывают бедствие и с человеческим фактором, с «чрезмерной сработкой уровня Байкала в весенне-летний период 2014 года со стороны ОАО «Иркутскэнерго». Энергетики в ответ предлагают правительству Бурятии воздерживаться от «необоснованных и зачастую популистских высказываний» и разработать порядок действий в условиях засухи и большой воды на Байкале.

Факты таковы: уровень воды в Байкале регулирует Иркутская ГЭС, принадлежащая «Иркутскэнерго». Уровни сбросов ей задает Енисейское бассейновое водное управление Федерального агентства водных ресурсов (ФАВР). И, очевидно, маловодие во многом рукотворно. «Недостаток воды есть результат нерационального использования водных ресурсов, завышенных сбросов воды через иркутскую плотину», — констатирует Ендон Гармаев, д.г.н., завлабораторией геоэкологии, и.о. директора Байкальского института природопользования СО РАН. Его предшественник на этом посту, сенатор, член-корреспондент РАН Арнольд Тулохонов, написал генпрокурору о необходимости ограничения сброса байкальской воды в 1100 м³/секунду против 1300, установленного на январь:

«…преднамеренно в интересах энергетиков допускается понижение уровня оз. Байкал в маловодный период ниже законодательно установленного уровня. Такое понижение уровня будет иметь катастрофические последствия для экосистемы озера».

Вопрос, кто виноват, не праздный. Как вы понимаете, противоположные оценки происходящего на Байкале предполагают и столь же различные реакции, и ответственность должностных лиц. То же самое происходило по итогам наводнения в амурском бассейне в 2007 году и в 2013-м. Если виноваты длительные дожди или их отсутствие, наказывайте небо. И если виновата одна лишь вода, то за все лишения народу заплатит бюджет, а коммерсанты, управляющие ГЭС, и чиновники, регулирующие сброс, постоят в сторонке.

Кроме того, от ответа на этот вопрос зависит алгоритм дальнейших действий. Интересы соседей — Иркутска и Улан-Удэ — выглядят противоположными. Поскольку монголо-бурятская Селенга питает Байкал, а иркутско-красноярская Ангара с ее каскадом ГЭС — единственная река, из него вытекающая. Это определяет тесную взаимозависимость регионов и противоречивость этой связи. Во время большой воды бурятский берег — восточный, пологий — заинтересован в повышенных сбросах через иркутский гидроузел,  дабы избежать наводнений. А иркутяне, берег западный, напротив, стремятся к уменьшению сбросов — во избежание затопления поймы Ангары. Сегодня же, во время экстремального маловодья, власти восточного берега говорят о горящих с ранней осени торфяниках, об уходе с лета воды из колодцев, а рыбы — из дельты Селенги. Но если сбросы байкальской воды с иркутской плотины сокращать и накапливать воду в озере, тогда пострадает берег западный. Здесь власти утверждают, что в Ангарске, стоящем в нижнем бьефе Иркутской ГЭС, водозаборы уже на пределе и вот-вот оголятся. А это тепло- и водоснабжение 230-тысячного города и когда-то крупнейшей в Азии промышленной зоны, протянувшейся вдоль Ангары на 30 км. В т.ч. Ангарского электролизного химкомбината (обогащение урана).

Соответственно Иркутск — дабы не ходить в нарушителях и избежать проблем с жизнеобеспечением — призывает Москву расширить метровую призму регулирования озера, установленную правительственным постановлением № 234 от 26 марта 2001 года (между 456 и 457 м). Улан-Удэ — против, не желая усугубления своих бед из-за дальнейшего понижения Байкала. Пока Иркутск побеждает: правительственная комиссия по предупреждению и ликвидации ЧС поддержала его предложения. Сбросы снижены не будут. Обновят, снизив, нормативный минимум. Как заявил глава МЧС Владимир Пучков, уже в ближайшие дни будет подготовлена нормативная база, чтобы использовать Байкал и ниже нижней границы. Возможно, это одноразовая акция. Но не исключено, что правительство может принять и новую редакцию постановления с новыми границами для форс-мажорных периодов.

Кто и как будет их определять, если мы сами себе эти форс-мажоры создаем, а для выработки электроэнергии важен каждый сантиметр воды? Коррупционная емкость возможного решения зашкаливает.

Сегодня Иркутск играет на понижение уровня. Завтра ему потребуется играть на повышение. А озеру нужно следовать своим ритмам.

Противостояние иркутских и бурятских властей по вопросу, сливать ли Байкал и какими темпами, выглядит как конфликт соседей, двух субъектов. На самом деле это война крупного бизнеса, пухнущего на природной ренте — благодаря антиэкологической сущности российского государства, война с естественным течением самой жизни, с естественной — и закрепленной в Конституции — потребностью народа в здоровой окружающей среде. Схватка двух мировоззрений: для одного Байкал самоценен, для другого это лишь склад сырья.

Байкал — главный материальный актив РФ. Его контролирует «Иркутскэнерго». Контрольным пакетом «Иркутскэнерго» (50,2%) владеет Олег Дерипаска. Через «ЕвроСибЭнерго» и En+ Group. Госпакет акций (40%) «Иркутскэнерго» не так давно передали ОАО «Интер РАО» (председатель совета директоров Игорь Сечин, глава правления Борис Ковальчук). Таким образом, потенциал влияния Дерипаски и на Прибайкалье, где у него бизнес-активы, и на Забайкалье переоценить нельзя: оба эти региона напрямую зависят от самочувствия сибирского моря.

Необходимо пояснить, как устроена жизнь в Ангаро-Енисейском бассейне.

В начале прошлого века архитектор Чернышев построил над Енисеем странное здание египетского храма. После гражданской войны в нем размещались мастерские первого красноярского концлагеря. Сейчас здесь краеведческий музей. Сразу за дверями — отчет о красноярских экономических форумах: ежегодно на них обсуждают дальнейшие планы освоения Сибири. А над левой лестницей повисла громадная икона, стокилограммовая доска, «Страшный суд». Икона парит над портретами губернаторов, отчетами о покорении рек и тайги («Енисей, идем на Вы!»), над всем миром: чучелами оленей, медведей и куропаток, костями мамонтов, чумами, пушками и пищалями, манекенами шаманов и охотников, бутафорскими слитками золота, фуфайками и камзолами, осколками метеоритов. Вернувшийся Христос заметен, но большую часть доски пронизывает червь-змей из преисподней. Дыхание неотступно преследующего ада зафиксировано самим соседством иконы, где воскресают мертвецы, с другими иконами, поменьше. Их спасли из тех ангарских деревень, что все последние годы зачищали и сжигали бригады зэков, готовя ложе для Богучанской ГЭС. Теперь эти пространства затоплены. «Положение во гроб» в двух вариантах, «Не рыдай мене, Мати», «Жертвоприношение Ноя», «Христос в темнице». Посетители запинаются на лестнице точнехонько под иконой с главным сюжетом, еще не видя ее.

Такова модель местного мира. Данному нам фотосинтезу, преобразующему неживое и самое простое в сложное вещество жизни, люди здесь противопоставили обратные технологии — обращения всего сущего, живого и сложного, в тривиальные чушки ординарного золота. Алхимия получилась сложная, многоступенчатая, и это понятно: реальность такова, что умертвить ее сложней, чем оживить.

Сначала перегородили плотинами Ангару и Енисей и затопили жизнь, располагавшуюся выше: леса, деревни, гудящие покосы, дымящиеся под дождем пашни, подсолнухи, землянику, паутины и пауков, птичьи гнезда, кузни, церковки, солнечные пятна на поляне, ребячьи тропы к песчаным пляжам.

Все вещество жизни из верховьев рек подверглось дематериализации в невидимый электроток с последующей его материализацией в алюминий. Эта вторая ступень — электролиз, консервация электричества — требовала для умерщвления еще больше жизненного вещества: под эту нужду внизу строили города и населяли их. У горожан забирают жизнь, бормотание молитв и любовные вскрики, забирают медленно, незаметно, муки случаются, как правило, только перед самой смертью, но они невыносимы и потому не затягиваются. Тем и живем; переплавляем жизнь в легкий белый металл. Раньше газетчики его называли «крылатым». На днях в Давосе Дерипаска его назвал «лучшим инвестиционным материалом, самым передовым». Кормимся им, любим его, умираем за него. Чушки из него грузят в эшелоны, они уходят. Алюминий меняется на воздушные цифры в компьютере. И уже это ничто легко обменивается на золото, на все сладости и мерзости мира.

Фотосинтез жизнь дает и питает. Технология Содерберга (технология производства алюминия) в ее российском применении близлежащую жизнь отравляет и забирает. Это инфернальные пространства: чавкают, пузырятся, идут рябью, пахнут серой, кислотой и огнем. В этих нескошенных электромагнитных полях останавливаются часы, а, к примеру, брошенные монеты встают на ребро. Такое освоение Сибири раньше было делом государственным, естество жизни уничтожали ради светлого будущего. Сейчас это лишь частный бизнес, при этом жизнь по-прежнему гробят общую, а конечным златом пользуются единицы. Енисей — тот же Нил до н.э.: архитектор Чернышев был прав. Сказки про налоги, занятость и зарплаты оставьте: в СССР электролизники получали также, как в Красноярске и Иркутске председатели крайисполкома и облисполкома, заводы кормили города, на отлете советской власти и в начале 90-х и вовсе отвечали за них. Когда в них заканчивалась еда и назревала буза, пригоняли вагоны китайских пуховиков и тушенки «Великая стена», составы, забитые глубоко замороженными мясом и жилами неизвестных животных, водкой «Белый орел» в мерзких пластиковых бутылках и напитком любви — ликером «Амаретто». Новогодняя елка КрАЗа, ледяной городок, фейерверки не то что бы соперничали с общегородскими, они всегда были богаче. КрАЗ был центром власти и силы.

Потом отгрохотали годы кровавого передела собственности, и в итоге сибирские алюминиевые заводы, в т.ч. крупнейшие на планете Братский и Красноярский, и плотины при них отошли к Дерипаске. И ныне налоговые поступления оптимизированы до смешного, сравнимы с выплатами в бюджет заводов «Кока-Колы», разливающих газированную воду по бутылкам. А получают работяги в горячих цехах меньше клерков и техничек в финансовых учреждениях.

Простите за этот не совсем газетный экскурс, но на предыдущую заметку о сливе Байкала обиделось «Иркутскэнерго», потребовав опровержений и обвинив меня, в частности, в «псевдозаботе о людях», которые в реальности «с функционированием объектов энергетики имеют возможность жить в районах, приравненных к Крайнему Северу». Разумеется.

Расскажите это переселенцам с Ангары, потерявшим родину. Или родителям малолетних астматиков, живущих под выбросами алюминиевых комбинатов.

Насчет того, что мы должны быть благодарны гидроэнергетикам, довод неоригинальный. Осенью «Новая» писала, что люди гуляли по дну Енисея. При этом народу рассказывали, что ГЭС копят воду для его блага. Из интервью порталу НГС начальника отдела гидрологических прогнозов Среднесибирского УГМС Лидии Младенцевой:

«Сбросы на ГЭС были сокращены для экономии водных ресурсов. Накапливается водохранилище, чтобы было чем отапливаться зимой».

Никакого, однако, отношения к отоплению Красноярска Красноярская ГЭС не имеет. Она дает электричество КрАЗу, энергоцех при нем. А город отапливается углем, электричество получает тоже от ТЭЦ.

Это колония. И по плану, и по воплощению. Например, электросетевое хозяйство городов, включая миллионный Красноярск, питает население по второй категории. Население метрополии — по первой. Если в Москве в случае сбоя на резерв переключает автоматика, сибиряки ждут монтеров. Когда они доберутся — по пробкам, по темноте.

ГЭС на Енисее и Ангаре строили, не чтобы нас осчастливить, а под выплавку алюминия, обогащение урана, под прочие составляющие ракетно-ядерного щита. В № 4 «Новой» приведен расчет: энергопотенциал 1 см байкальской воды, если мерить в алюминиевых чушках, — это не менее 1,3 млрд рублей. Увеличение диапазона регулировки Байкала на 20 см — уже 26 млрд. Это цена вопроса. Аналитическая записка Лимнологического института СО РАН под руководством Михаила Грачева громит постановление, установившее границы колебаний Байкала, в пух и прах. Процитирую:

«В соответствии с государственным стандартом СТ СЭВ 543-77 и правилами округления эта запись с тремя значащими цифрами (в правительственном постановлении значится 456 м, а не 456, 00 м и 457, а не 457,00. —А. Т.) означает, что уровень в рамках действующего Постановления можно менять в пределах от 455,45 м до 457,44 м, с амплитудой 1,99 м».

Такое расширение, почти вдвое — это плюс 129 млрд.

Очевидно, что мы только вступаем в период водных войн. В Байкале — пятая часть мирового запаса поверхностной незамерзающей пресной воды. Чистой — ее можно пить, не фильтруя и не кипятя. Байкал с его эндемическими видами флоры и фауны — это отдельный мир. Но это и огромные деньги. Понятно, обвинять энергетиков в булимии не более умно, чем, скажем, ставить крокодилу на вид, что он питается не овсянкой.

Ну а госчиновники, регулирующие режимы сброса, руководствуются правилами использования водных ресурсов (ПИВР). Дежавю: после наводнения позапрошлого года на Дальнем Востоке писал о безнадежно устаревших ПИВР Зейского водохранилища, утвержденных аж в 1984 году. А новые не принимали — возможно, опасаясь ответственности и не желая ограничивать чьи-то интересы. Новые ПИВР ангарского каскада ГЭС должны принять в этом году. Но будут ли в них учтены экологические требования к колебаниям уровня — вопрос. ПИВР не подлежат общественному обсуждению.

После наводнения в амурском бассейне в 2013 году Сосновская коалиция экологических НПО и представителей коренных народов Сибири и Дальнего Востока писала президенту, что процесс регулирования уровнями воды в водохранилищах ГЭС непрозрачен. Важнейшие нормативно-правовые документы закрыты и не подвергаются экологической экспертизе:

«Это зачастую приводит к доминированию коммерческих интересов водопользователей над вопросами экологической безопасности».

И это уже традиция: бюрократия и бизнес не слышат те доводы экологов и ученых, что не вписываются в их планы. А системная глухота чревата.

«Новая» следит за Байкалом.

Алексей Тарасов

Прямая речь

СЕРГЕЙ ШАПХАЕВ, ДОЦЕНТ КАФЕДРЫ ЭКОЛОГИИ И БЕЗОПАСНОСТИ ЖИЗНЕДЕЯТЕЛЬНОСТИ ВОСТОЧНО-СИБИРСКОГО ГОСУНИВЕРСИТЕТА ТЕХНОЛОГИЙ И УПРАВЛЕНИЯ, ДИРЕКТОР ОБЩЕСТВЕННОЙ ОРГАНИЗАЦИИ «БУРЯТСКОЕ РЕГИОНАЛЬНОЕ ОБЪЕДИНЕНИЕ ПО БАЙКАЛУ», ЧЛЕН БАССЕЙНОВОГО СОВЕТА АНГАРО-БАЙКАЛЬСКОГО БАССЕЙНОВОГО ОКРУГА:

— Постановление Правительства РФ, которое сейчас проходит согласование на региональном уровне, предусматривает возможность понижения уровня Байкала ниже разрешенной отметки 456, 00 м в разовом порядке и для обеспечения тепло-, водоснабжения предприятий и населения Ангарска, т.е. даже пока не указано, на сколько надо снижать. Поэтому есть за что побороться. Проект регламента действий при экстремальных гидрологических условиях (как в маловодье, так и в многоводье), не без нашего участия, подготовлен и требует доработки в составе новых ПИВР. Сами проекты ПИВР требуют приведения к стандартам международных норм по обеспечению безусловного приоритета сохранения биоразнообразия экосистемы Байкала перед другими видами его использования. Это, замечу, конституционная норма. И это следует из Водного кодекса РФ — приоритет охраны водных объектов перед их использованием. Нужно перестать держать Байкал за источник дешевой энергии. Иркутский гидроузел должен обеспечивать наиболее близкие к естественному (по фазам подъема и снижения, а также внутригодовой амплитуде колебаний) режимы уровней воды в озере Байкал.

ЕВГЕНИЙ СИМОНОВ, КООРДИНАТОР МЕЖДУНАРОДНОЙ КОАЛИЦИИ «РЕКИ БЕЗ ГРАНИЦ»:

— Постановление 2001 года создали, дабы обуздать алчность энергетиков, которые в предыдущее десятилетие так «раскачали» Байкал, что в опасности оказалась не только экосистема, но и некоторые инженерные сооружения. Этот документ был крайне своевременной полумерой, имевшей ряд изъянов. Нужна точечная настройка, дабы создать более тонкий и всесторонний инструмент регулирования. Об этом специалисты говорили еще до подписания постановления. Прошло 14 лет, и за это время госорганы не предприняли никаких шагов в этом направлении. Нет ни целевой системы мониторинга, ни углубленного анализа, ни заслуживающей доверия и защищенной от ошибок системы принятия решений.

Энергетики, власти Иркутской области, агентство водного хозяйства и примкнувший Иркутский центр РАН потратили 14 лет в безуспешных попытках просто отменить ограничения на выработку электроэнергии и слив воды. Не предложив взамен другого нормативного акта, более дееспособного, или хотя бы способа его создания.

Меж тем у государства по Конвенции о всемирном наследии есть невыполненное обязательство о создании обоснованного плана управления участком наследия. И должное регулирование уровня озера — одна из основ этого так и не созданного плана. Ибо предоставить решать этот вопрос природе уже не получится: Иркутская ГЭС построена, и Байкал — водохранилище.