Minegolia: монгольские ГЭС превратят Монголию в родину рудников

Монгольский координатор международной коалиции «Реки без границ», известная правозащитница Дугэрсурэн Сухгэрэл прилетела в Иркутск, чтобы принять участие в общественных слушаниях по проектам ГЭС в Монголии. В эту тему она погружена уже давно и у себя на родине является последовательным противником строительства любых гидротехнических сооружений в бассейне Селенги.

В эксклюзивном блиц-интервью Сухгэрэл рассказала, что в случае реализации этих проектов в ее стране, в которой и так львиную долю территории занимают пустыни, под водой окажутся самые плодородные земли.

— Уважаемая Сухгэрэл, каково ваше мнение относительно проектов монгольских ГЭС в целом?

— Я представляю группу монгольских активистов, которая не желает видеть никакие гидротехнические сооружения на реках Монголии. И именно монгольский офис коалиции «Реки без границ», в составе которого пять общественных организаций, был инициатором подачи жалобы во Всемирный банк в 2015 году, которая, собственно, и привела к организации этих слушаний. В первую очередь, мы не желаем опустынивания. В Монголии мало воды и становится еще меньше. Наши реки очень маленькие. Самая большая — река Селенга, в среднем ее течение 460 кубометров в секунду. «Википедия» ничего меньше двух тысяч кубов и не числит в списках рек. И этот маленький водный ресурс уходит на поддержку горнорудной промышленности. И мы не согласны с этим.

— На слушаниях в России монгольская делегация говорит о том, что, прежде всего, вода нужна для обеспечения населения. Вроде как у вас там люди тратят по 6–8 литров в день на человека, у нас — по 500…

— Исторически так люди всегда жили в пустыне Гоби и жили в согласии с природой, они адаптированы к этой среде. Но самые крупные горнорудные проекты пришли и забрали у людей всю воду. Из-за добывающей деятельности колодцы в округе пересохли. Уже сейчас там живут скотоводы, которым компания «Оюу Толгой» (крупный медный комбинат — прим. ред.) возит воду цистернами. А сейчас речь идет снабжении электричеством ряда крупных горнорудных проектов в северо-западном регионе, где и собираются поставить эти гидростанции. Эти районы — единственные в Монголии, в которых удобно жить человеку. Там еще осталась и вода, есть леса и растения. Это традиционные районы монгольского земледелия. И вся эта хорошая почва будет затоплена, большое количество сельхозземель окажутся под водой водохранилищ. Мы против того, что Монголию власти обещали зарубежным инвесторам превратить в Minegolia. В таком случае там, на этих территориях, просто не будет монголов, там будет родина рудников. Мы, естественно, против.

— Что успели построить в районе ГЭС Эгийн-гол?

— Там начали строить мост. Сначала это был мост для населения, потом решили укрупнить для автомобилей, а недавно его совсем расширили, явно для тяжелой техники. То есть подготовка началась, но была остановлена.

— В Монголии уже есть малые ГЭС. Как они работают?

— Да, на западе. Тайширскую ГЭС обычно представляют как очень успешный и положительный пример, она начала работать только года два назад. И работает сезонно. Экономически эта ГЭС никогда не окупится, она не производит энергию по тем планам, что были заложены. Когда они заполняли резервуар, ниже течения реки вообще не было. Теперь говорят, что никаких негативных влияний от нее не было, что это был успешный проект. О работе Дургунской ГЭС я ничего не знаю. Власти не любят о ней много говорить, думаю, там все еще хуже, чем на Тайширской.

— Остро ли стоит проблема, связанная со стоимостью импорта энергии из России?
Монголы на слушаниях часто сетовали на то, что переплачивают, что вынуждены отдавать по 30–40 млн долларов в год, что вот построим ГЭС и избавимся от этой зависимости. Со стороны иногда это выглядит как некий шантаж России, чтобы здесь снизили цену. По вашим ощущениям, там действительно хотят построить ГЭС или это некие политические игры, с гидростроительством не связанные?

— Это большой вопрос. В Китае сформировался излишек капитала, он должен вертеться, вкладываться в проекты. Вторая причина — Китай в Париже обещал снизить выбросы, и он активно перебрасывает стройку угольных ТЭС в соседние страны. В частности, в Монголию, где КНР планирует построить мощностей на 13 ГВт. И потому им, конечно, также необходимы маневренные мощности. Вот откуда идет этот прессинг. Китай считает (скорее, агитирует), что у Монголиии есть возможность экспортировать электроэнергию. ТЭС нужны для снабжения крупных рудников, но также они станут важным рынком для местного угля. Ведь Монголия не собирается отказываться от угольной промышленности.

— Россия тут вообще не при делах?

— Россия не даст построить ГЭС Эгийн-гол, потому что не желает терять традиционный для себя энергетический рынок Монголии. Сегодня, если Россия действительно хочет влиять на эти проекты, то это надо делать, так как Монголия неплатежеспособна. Она только недавно договорилась с МВФ о крупных кредитах, чтобы хотя бы начать платить по долгам. Неплатежеспособный сосед — большой риск для России.

— Вы приняли участие в слушаниях в Иркутске. Что-то услышали неожиданное?

— Нет. Очень рада, что эти слушания прошли, потому что это было и наше требование. Именно для этого мы подавали жалобу во Всемирный банк и очень рады, что все состоялось. Я присутствовала только на одном мероприятии, но читала про другие слушания. И у меня есть большая надежда, что они помогут повысить качество технических заданий и, тем самым, привести стороны к научно обоснованным заключениям. Вообще, могу сказать, что проектные офисы этих ГЭС существуют уже по 15–20 лет. Есть эксперты, которые говорят, что сами станции никогда не будут построены. Просто были и есть группы людей, которые кормятся на этих проектах. Печально, что это делается за счет задолженности страны и будущих поколений.

Тайга.инфо