Авария на СШГЭС: жизнь ради жизни

С последней командировки в Черемушки прошло около года. С тех пор там практически ничего не изменилось. Но это на первый, так сказать, «внешний» взгляд. С внутренней, хотя в данном случае точнее будет словосочетание «психологической обстановкой», все обстоит намного сложнее. Члены семей пострадавших в катастрофе на Саяно-Шушенской ГЭС 17 августа 2009 года, удрученные то начинающимися, то откладывающимися судебными заседаниями, разговаривать со СМИ о том, что их тревожит, сегодня не хотят. Причем категорически.

Складывается впечатление, что люди просто недовольны тем, как к ним сегодня относятся: «Они, что, думают, дали по миллиону семье, так, значит, откупились? Мы хотим, чтобы виновные понесли заслуженное наказание. А когда это будет – одному Богу теперь известно».

Комментировать напряженную обстановку, царящую в поселке гидроэнергетиков, сегодня не берется никто, даже психологи.

Как и чем живут местные жители сейчас и какие воспоминания о крупнейшей техногенной катастрофе они сохранили в своей памяти – читайте далее.

Безжалостный и беспощадный

Начавшийся суд осложнил обстановку в поселке. Это заметно невооруженным глазом: подавляющее большинство родственников погибших, признанных пострадавшими, разговаривать с журналистами не хотят.

– Кому это теперь нужно? Скорее бы все закончилось, – высказываются люди. – Заседания показали, как на самом деле к нам относятся. Что еще тут скажешь? Зачем ворошить прошлое? Забыть бы поскорее этот ужас, но нет, вы же в годовщину снова об этом напомните…

Суд – судом и будет идти своим чередом год, два, а может, и дольше. Но забывать из-за него то, что происходило 17 августа 2009 года, согласитесь, нельзя. Это своего рода урок на всю жизнь, этакая лекция для всех без исключения, повествующая о том, что ничего в этой жизни, к сожалению, не вечно.

Каждый житель Хакасии и юга Красноярского края о том черном дне может рассказать свою историю. Но все-таки рассказы тех, кто находился в самом эпицентре событий, отличаются от всех остальных. Те моменты, которые они сохранили в памяти, уникальны: кто-то запомнил что-то хорошее, кто-то – весь ужас происходящего, а кто-то будет жить с этим всегда, хочет он того или нет.

Об этом говорили все

– Лично я сначала не перепугалась нисколько, потому что 18 лет проработала на станции и знаю: даже атомной бомбой ее взорвать трудно, – рассказывает Антонина Васильевна, теперь уже вахтер ДК «Энергетик». – Даже если бы бомба упала в воду, с ГЭС бы ничего не случилось. Вода просто перелилась через нее и все. Но все изменилось тогда, когда увидела первые снимки, жутко стало.

Детали того страшного дня за четыре года в ее памяти так же, как и в памяти сотен людей, уже немного подстерлись. Воспоминания стали не такими четкими и превратились в своеобразный набор шаблонов: паника – гора – спасение – страх – похороны – траур.

– Кто-то в тот день проспал на работу, кто-то опоздал, кто-то ушел в отпуск или уехал. Вот тем и повезло, – с задумчивым видом продолжает женщина. – А вообще считаю, это судьба. Смотрите сами: двоих протащило волной через здание: через музей, через холл. Один погиб, второй выжил. Или вот: двое других работали на РУ-500, это автоматическое регулирование. Их на полчаса зачем-то отправили на станцию. И все, оба не вернулись.

О том, для кого тот понедельник стал последним в жизни, теперь чаще всего уже говорят без слез. Удивительно, но близкие научились улыбаться, вспоминая о них. В каждом сердце для трагически погибших выделено особое место. Там они и живут. Разговаривать о них теперь стараются все реже, бередить едва зажившие, но все еще кровоточащие душевные раны местные не хотят.

– Вот ее спрашивайте, – машет в сторону своей собеседницы сидящая на скамейке женщина. – Я в кошмаре была, у меня зять Игорь погиб. Он в турбинном цехе работал.

– А мне-то откуда знать? Живем, как живем, – растерялась ее спутница.

– У меня маленький внучек был на руках, и я с ним на террасе просидела. Как другие люди восприняли, не знаю, но мне очень плохо было в это время. Он чувствовал, что что-то случится, давно говорил, что это… – ее голос неожиданно срывается.

– Что говорил?

– Он все время говорил, что скоро утонем, – нехотя, словно между строк, говорит женщина.

– Там все шумело, скрипело, – начала объяснять подруга. – Этот агрегат дребезжал, все говорили, что надо его остановить, но никто ничего сделать не мог…

Главное чудо дня

Виктор Желтов, сотрудник местного отделения «Хакасэнергосбыта», 17 августа 2009 года не забудет никогда. История его семьи, скорее, – радостное исключение из тех событий, которые разворачивались в тот «черный» понедельник. Нет, он не помогал воспитателям эвакуировать детей из детских садов, не бежал прочь из поселка, а экстренно объезжал объекты с надеждой на лучшее. Ведь для него этот день был особенным.

– Беды ничего не предвещало, – рассказывает его дочь Ольга Анисенкова. – Ночью, за несколько часов до аварии, 17 августа, в 02.45 у меня родилась Ульяна.

Радостное событие еще ночью облетело родных. Около восьми часов утра девушка скинула друзьям и близким, половина которых трудилась на станции, радостное сообщение, мол, все прошло хорошо. Однако ответ с поздравлениями она уже получила не от всех. Почему – поняла только через несколько часов.

– Ни с того ни с сего пропала связь. В больнице (роддом находится в поселке Майна) все начали беспокоиться. А когда мы увидели несколько машин МЧС, несущихся куда-то с огромной скоростью, и вовсе стало не по себе, – с дрожью в голосе вспоминает Ольга. – Вскоре врачи объявили: что-то случилось на ГЭС, соберите вещи на случай эвакуации. Нам деваться было некуда: ждали, что скажут медики.

Ольга сильно не переживала, в тот день она точно знала: родных на станции нет: мама с 17 августа была в отпуске, а муж уехал по работе в Абакан. Вскоре около родильного дома начался ажиотаж: к зданию стали подъезжать мужья, чтобы забрать своих жен и детей и увезти их в безопасное место. Но, несмотря на просьбы и мольбы, никого в тот день так и не выписали. Спасение спасением, а больничный режим просто так отменять никто не будет.

Во второй половине дня началось то, чего так опасались врачи, – в больницу стали экстренно привозить беременных женщин из Черемушек.

– Я запомнила двоих: у одной на станции работал муж, и он, к сожалению, погиб, а у другой мама трудилась в бригаде маляров. Она чудом выжила. Что творилось в тот день с молодой девушкой, в одно мгновение ставшей вдовой, словами не передать, – рассказывает Ольга. – Мы не знали, как к ней подойти, чем успокоить. Это очень страшно.

О том, в какой день родилась Ульяна, в поселке, кажется, знают все и при первой возможности стараются девочке об этом рассказать. Близкие от этого пока стараются ее всячески оградить.

– Слишком мала она еще. Да, уникальная она у нас. Посмотрите сами: непоседа, – не сводя глаз с внучки, говорит Виктор.

– Стараемся не заострять ее внимание на этом печальном факте. Конечно, когда она подрастет, я расскажу, в какой день она родилась, что случилось. Но не сейчас, – категорична Ольга.

События того дня, хотели бы того или нет родители малышки, все равно отразились на ее жизни. В обычные дни это не проявляется, но чем ближе день ее рождения, тем все вокруг становится грустнее. Как бы печально это ни звучало, но каждый праздник «Уйи», как она сама себя называет, проходит не так, как у обычных детей.

– Каждый год 17 августа с утра мы идем на кладбище. Среди погибших есть одноклассники, родные друзей, – признается мама. – Обстановка в такой день к веселью не располагает. Отмечать стараемся на следующий день. Ну, а что поделаешь?!

Стечение обстоятельств

Всех 75 погибших в аварии на Саяно-Шушенской ГЭС Виктор Трофимов – слесарь с 25-летним стажем, а ныне – председатель Совета ветеранов филиала ОАО «РусГидро» – «Саяно-Шушенская ГЭС имени П.С. Непорожнего» – знал. Но 42 человека были ему особенно близки: с ними он проработал не один год.

Так сложилось, что в Черемушки тогда еще молодой и полный сил Виктор Валерьевич приехал в далеком 1979 году, именно в тот момент, когда из-за паводка на Енисее вода пошла через недостроенную плотину и залила агрегат №1. Многие потенциальные работники, посмотрев на это, поспешили уехать. Но мужчина не счел это дурным знаком и остался. Тогда он даже предположить не мог, что трагедия, еще более страшная, может когда-нибудь произойти на станции.

– Тяжело было первые два года, сейчас уже немного легче, – вздыхая, говорит он. – На ГЭС к тому моменту я уже давно не работал, но отношения с ребятами поддерживал и поддерживаю до сих пор. В тот понедельник я встретил некоторых из них во второй половине дня, после того, когда уже вся страна знала, что именно случилось.

Те минуты навсегда останутся в памяти председателя. Едва пришедшие в себя люди ему рассказали: все началось сразу после «развода». Некоторые 17 августа даже не успели дойти до своих рабочих мест.

– Наша мастерская находилась на 27 отметке. Так случилось, что те, кто ушел оттуда – погибли, а те, кто задержался, расписываясь за инструктаж или просто заболтался с коллегами, остались в живых. Вода прибывала стремительно. Люди, не понимая, что случилось, действовали инстинктивно: забирались на столы, на верстаки. Чем больше становился уровень воды, тем выше они поднимались, – рассказывает Трофимов. – К счастью, на потолке в помещении шел короб воздуховода. На него и забрались человек шесть.

Десятки работников, в том числе и его друзья, спаслись только благодаря так называемым «воздушным подушкам». Остальным повезло в другом: одни в момент катастрофы оказались рядом с лестницами, вторые с помощью фонарика мобильного телефона смогли подняться на гребень плотины, третьи случайно задержались в помещениях, которые почти не пострадали.

– В первые минуты все настолько были уверены, что со станцией в принципе ничего не может случиться, что даже не понимали – сон это или все происходит наяву. Люди верили: сейчас что-нибудь будет предпринято, их обязательно спасут, ну и, в конце концов, вода должна куда-нибудь уйти. Жаль, что могли выжить не все, – вздыхает Виктор.

Люди, побывавшие в центре трагедии, рассказывают: что случилось, никто не знал. Наиболее подготовленные работники станции пытались нырнуть, разведать обстановку, но в темноте ничего не получалось увидеть. Единственное, что мелькало перед глазами, – огонек света в районе машинного зала. Именно он в тот момент придавал сил тем, кто уже отчаялся дождаться помощи.

Второе рождение

– У меня есть минут 20, не больше, потом – планерка, – сразу предупредил Егор Микеров – один из тех, кому удалось спастись в аварии на Саяно-Шушенской.

Его спасение кажется особенно чудесным, если взять во внимание тот факт, что юноша – инвалид детства. Диагноз ДЦП ему поставили практически сразу после рождения, но, несмотря на это, он старается вести активный образ жизни, не делая поблажек на свое положение. За это, а также за доброту, открытость и целый перечень других качеств, которых порой не хватает современным молодым людям, его и уважают коллеги и друзья.

Это не первое его интервью и не последнее. Накануне годовщины аварии парня должны были записывать наши коллеги из Новосибирска.

– Что ж, если надо, расскажу, спрашивайте, – убирая в сторону тросточку и аккуратно присаживаясь на стул, говорит он.

Сейчас точно так же, как и четыре года назад, Егор трудится в службе поддержки пользователей станции. Об особенностях своей работы говорит кратко: «Работаю с компьютерами, картриджи заправляю и прочее…». Единственное отличие от «тогда» и «сейчас» – только в том, что в настоящее время его кабинет находится в поселке, а тогда, в 2009-м – на цокольном этаже, рядом с лестницей, ведущей в печально известный машинный зал.

– Обычное было утро: приехал на работу, покурил, снял с сигнализации кабинет, переоделся, сел за компьютер, в общем, все, как всегда. Неожиданно началась вибрация, раздался хлопок, а потом выключился свет, – практически без эмоций, словно читая технический доклад, говорит Егор. – Что произошло – я не знал. Приоткрыл дверь, а по коридору бежит вода.

К счастью, окна его кабинета были на уровне дороги. Открыв створку, он сначала перекинул одну ногу, потом другую. Выбравшись, увидел гардеробщицу, которая выпрыгнула из раздевалки. И вот, держась друг за друга, маленькими шагами, минуя водяные воронки, по шею в воде, между кусков металла и разбитой мебели, они пробирались к выходу, где им уже помогли выбраться.

– Мыслей тогда в голове не было, просто действовал четко, по плану. Что случилось, понял часа через два. Нет, шока не было, скорее было непонимание того, что произошло. А главное – почему это произошло. Это примерно то же самое, как бы вам сейчас, например, сказали: земля плоская и стоит на трех китах. Произошедшее казалось таким же невозможным. Нет, я не радовался своему спасению. У меня отношение к жизни и смерти немного другое. Да, это, конечно, чудо, но радоваться или плясать я не буду. Это жизнь, это судьба, это, в конце концов, обычное дело. Сразу начал обзванивать друзей.

Ни до кого он дозвониться не мог. Связаться удалось только с женой одного из них, она-то и рассказала: двое точно живы. Телефон третьего предательски молчал. В то, что он выживет, Егор верил до последнего. Но, увы, чуда не произошло.

На то, чтобы прийти в себя, у парня было две недели. Над вопросом: возвращаться на станцию или нет, он даже не думал. Ответ для него был очевиден: да. Никакого страха, никаких сомнений у Микерова не было. А в том, что Саяно-Шушенская ГЭС, – конструкция исключительно надежная, он уверен до сих пор.

Ирина НИЧКОВА