СШГЭС: ледниковый период

Российское государство не усвоило уроки Саянской катастрофы, не сделало ни одного из очевидных выводов, не предприняло ничего радикального, чтобы изменить печальный тренд, прямо касающийся судьбы всей страны.Руководители страны или не поняли, что случилось в Хакасии, или понять не захотели. Ну или они не в силах переломить негативные тенденции.

Ни одного системного решения после самой значительной за четверть века техногенной катастрофы не принято, декларации о модернизации стоят не больше той бумаги, на которой изложены. А значит, загнанная, как лошадь, советская инфраструктура будет падать, хороня страну под собой.

Но, как это обычно и бывает, непосредственно на самой Саянке и на магистральных электрических сетях Сибири строители и энергетики ныне творят чудеса. ГЭС реанимируют ударными темпами: до обводного канала наконец дошли руки, и уже ясно, что первый туннель сдадут к лету следующего года — к паводку; на подстанциях вводят в строй новое оборудование, технику; меняют технологии самой работы. Уже лица другие, глаза, голоса, сам воздух — пахнет не катастрофой, а большой стройкой. Завалы разобраны, погибшие подняты и похоронены, в память заложены две часовни, машзал просушен и отстраивается. Так повелось: преступная халатность одних оборачивается подвигами других. А зачастую обнаруживается, что это — пофигизм и героизм, алчность и мужество — заключено внутри одного человека (чего внутри нас только нет). Например, обвиненный вице-премьером Игорем Сечиным главный инженер ГЭС Андрей Митрофанов (он, в частности, возглавлял комиссию, принимавшую злополучный второй гидроагрегат из ремонта, который осуществлялся его собственной фирмой, т. е. — принимал сам у себя) собственно и отдавал те самые приказы и команды, что остановили развитие катастрофы.

Свои Черемушки есть во многих российских городах, название этих окраинных панельных районов стало синонимом жизни на отшибе. А еще так называется поселок гидроэнергетиков под плотиной Саяно-Шушенской ГЭС. 17 августа в него лавиной хлынуло горе. И не уходит, разве только уровень его медленно падает. Здесь, на краю России, и жизнь теперь такая — на краю. А то и за краем.

— Кто-то как начал пить на похоронах, так до сих пор не останавливается, кто-то пришел в себя. Хотя в себя ли? Я вот хотела купить соленья — огурцы, помидоры. Спрашиваю у бабусек-дачниц, не продадут ли? Они задумываются и потом с удивлением констатируют, что никаких дачных заготовок на зиму в этом году не сделали. Они сами это вот только что для себя выясняют. Но у меня есть варенье из ягод, которые я собрала до 17-го и успела сварить еще в той, прошлой жизни. — Татьяна Крамаренко, моя проводница в Черемушках, пригласила к себе домой, заходим купить что-нибудь к чаю, поднимаемся в панельную клетушку. — Здесь я только ночую, живу на работе. Когда выключаешь ночью телевизор, сразу на мозг начинает давить гул падающего Енисея и вот эта вибрация: она ощутима в воздухе, да?

Этой зимой ГЭС впервые приходится работать с открытым водосбросом — чтобы водохранилище не переполнилось и Енисей не пошел через гребень плотины. До 17 августа вода подавалась по турбинным водоводам на работающие агрегаты. Сейчас для ее пропуска вынужденно используется водосброс. Это как вторая дырка в ванне — чтобы не перелилось через край. От утробно гудящего водопада поднимаются облака водяной пыли, оседая стремительно нарастающими глыбами льда на конструкциях и плотине. Полностью обледенение не устранимо, заявляют в «РусГидро», но «поддается существенной минимизации». С теми, кто минимизирует — улыбчивыми черемушкинскими мужиками, — знакомлюсь, забравшись на восстановленную и обогреваемую крышу машинного зала. Аркадий Черноусов и Владимир Боднор откалывают лед и наст с торцевого ограждения кровли машзала скребком на длинном древке (тут два в одном — топорик и лом) и бензопилой. Трудятся на этой высоте с начала ноября. Получают по 50 тысяч рублей, ночные работы, суточные дополнительно не оплачиваются.

Ближе к водосбросу — на стенках водобойного колодца и раздельном устое (стене, закрывающей от воды здание ГЭС) высотники работают в костюмах химзащиты. Аркадий говорит: «Там, как на путине, — мокро». Володя: «Там скидываешь в день по кило веса. Во мне было 95 кило, после 10 дней работы в костюме — 85». У ледоколов-спайдерменов вижу все необходимое скалолазное оборудование, из инструмента — топоры и лопаты, бензопилы. Начальники поясняют, что подготовлены и отбойные молотки с передвижным дизельным компрессором. Еще говорят, что с вертикальной торцевой стены машзала наледь будут убирать с помощью 40-метровых автовышек.

Аркадий обещает: перезимуем. Относительно холодно в Черемушках пока было недолго: 9 дней со среднесуточными -11 и 4 дня — -4. Все-таки небо от нас не отвернулось: в Красноярске морозы уже стояли куда крепче и дольше, с середины октября. А в конце ноября за 6 дней выпала сезонная, четырехмесячная норма осадков. Красноярск завалило по уши — столько снега не было 37 лет. И в декабре осадки ожидаются выше нормы в разы. Горожане не совсем в шутку интересуются: не связаны ли тропические ливни в августе-сентябре и нынешние снегопады с огромной саянской пушкой, распыляющей влагу? На трассе, ведущей в Хакасию, верстовые столбы завалены снегом, иногда из него торчат только половинки дорожных знаков. Но за перевалами — голые степи с пожухлой травой, у СШГЭС — зеленые газоны, снежок только в горах. Видимо, весь снег, предназначенный для верховий Енисея, выпал ниже по его течению, за СШГЭС. Будь здесь, как в Красноярске, проблем с водосбросом и наледью было бы куда больше. О прогнозах относительно предстоящего паводка помолчу, чтобы не сглазить.

Так что объем водосброса небольшой (в последние недели 1600 кубометров в секунду), и опасений он не вызывает. Тем не менее понятно: чем меньше расход через водослив, тем меньше риски обледенения и негативного воздействия силы падающей воды и льда на водобойный колодец. Уменьшить водосброс возможно пока одним путем: запускать гидроагрегаты (каждый пропускает 300 кубов в секунду). На центральном пункте управления замечаю, что уже горят лампочки Г-6 (шестой гидроагрегат 17 августа не работал и поэтому сохранился). Он готов к работе. До конца года обещают запустить, тоже на холостом ходу, и еще один — пятый. Осталось получить разрешение на пуск от Ростехнадзора. Во второй половине 2010 года планируется запустить еще два агрегата — третий и четвертый.

Об этом рассказывает замдиректора СШГЭС Сергей Бологов. Вообще-то он директор Камской ГЭС, сюда прилетел 22 августа, с того времени работает по схеме: три недели здесь, одна — дома. За восстановление Г-6 отвечал его напарник, директор Воткинской ГЭС Алексей Боков, он тоже сейчас замдиректора СШГЭС.

Итак, уменьшать водосброс необходимо еще и из-за неудачной конструкции водобойного колодца. Он уже не раз разрушался — в 1985-м, 1988-м и т. д. И он явно не предназначен для более продолжительного сброса воды, чем пики паводков. А разрушение дна колодца чревато для целостности плотины. «Капля камень точит» — народ прав, кто бы его слушал только. Между тем к пропуску вешних вод следующего года готовят первую нитку обводного канала — в скальном массиве пробиты два туннеля, 1130 метров каждый, с пропускной способностью по 2 тысячи кубометров воды в секунду. Через них лишняя вода из водохранилища пойдет вниз, минуя плотину с ее нежным водобойным колодцем. Замдиректора СШГЭС по капстроительству Сергей Фирсов, демонстрируя циклопические сооружения, рассудителен и абсолютно спокоен: все идет по графику. К 1 июня 2010-го введут в строй первый туннель, окончательный ввод объекта состоится в октябре 2011 года.

С начальником службы мониторинга гидротехнических сооружений СШГЭС Николаем Стефаненко мы прошли по гребню плотины и спустились в одну из галерей в ее теле. Стефаненко занимается диагностикой плотины с 1 января 1983 года, живет в Черемушках. Он последовательно и неэмоционально гасит все слухи, связанные с плотиной: авария вызвана была не состоянием плотины… и на нем не отразилась. Никаких новых трещин, гуляний плотины не зафиксировано. Говорят, что вследствие разрушения бетона водобойного колодца вытекающая вода приобрела зеленоватый оттенок. «Нет, этот цвет я наблюдаю с 83-го, он — тот же, не изменился». Спрашиваю, все ли масло собрано? Показываю на красиво переливающееся радужными цветами пятно, на наших глазах отходящее от ГЭС. «За сбор масла, — говорит Стефаненко, — отвечало МЧС, и оно, насколько известно, справилось.  Что до теперешнего состояния воды, то мы его постоянно контролируем. Черемушки пьют воду из Енисея». — «И вы?» — «И я».

Насчет письма, подписанного людьми, живущими ниже ГЭС, с просьбой к Медведеву и Путину демонтировать ГЭС и спустить воду, Стефаненко рассуждает предсказуемо: «В Черемушках-то его точно никто не подписывал». Премьер Хакасии В. Зимин заявил, что и в республике его никто не подписывал.

Это не так. И потом, тот факт, что большинство из 1823 подписавшихся живут на правом, красноярском, берегу, как-то меняет ценность этого письма? Зимин усмотрел политический заказ в появлении требования сноса ГЭС. А если бы напуганные люди пропели «РусГидро» дифирамбы, в этом заказа бы не было? Стефаненко доказывает, что плотину не раздолбить. «Хотят разбирать — пусть придут, попытаются, дадим отбойные молотки».

Слухи о катастрофическом обледенении, трещинах, паводке, который плотина будет не в состоянии пропустить, даже о дате следующей аварии — 26 декабря, когда якобы состоится пуск Г-6, — это свидетельство людского страха. Оксана Осинкина, руководитель психологического центра, открытого после аварии, ярко демонстрирует избранную «РусГидро» позицию: «Дело не в том, что происходит на ГЭС, а в том, что творится внутри нас. Дело не в событиях, а в личностных особенностях. Людям с повышенной тревожностью нужна постоянная информация для подпитки тревоги. Так рождаются и циркулируют слухи. Не будь этих событий, найдется что-нибудь другое. В значительной степени это следствие семейного воспитания. Если мама тревожна, то и ребенок вырастет таким, с неумением выбирать и анализировать информацию… Сейчас к нам пошел поток пенсионеров: дачный сезон закончился, они остались один на один со страхами».

Вопрос о том, что люди не боятся, они просто — после стольких лет лжи — не верят успокаивающим интонациям, не рассматривается. А люди действительно не верят. Но и не могут уехать из-под плотины: некуда, не на что, нигде не ждут.

Если составлять рейтинг бесчеловечности крупнейших российских корпораций, всей той мерзости, что упаковывается в понятие корпоративной культуры, уничтожая человеческие честь и достоинство, безусловно, «РусГидро» далеко не в лидерах. В этой компании людей все-таки не держат за рабов. Все тоньше, изящнее. Привлеченные «РусГидро» психологи, работающие с Черемушками, достигли больших успехов в борьбе с тревожностью. Осинкина: «Страх — такое существо, которое всегда требует еды. Такой образ — большого и всё растущего, давящего, не дающего существовать — рисуют люди, приходящие к нам на прием. Если не научиться его контролировать, страх победит». Осинкина рассказывает о диагностировании детей Черемушек: в сентябре отмечался высокий уровень тревожности, сейчас появилась тенденция к его понижению. Дети рисовали ГЭС и себя на крыше. Теперь они спускаются на рисунках вниз, изображают себя уже на земле. Осинкина говорит, что надо бы протестировать детей на правом берегу — в Сизой, Шушенском (откуда ушло письмо президенту).

«РусГидро» — прекрасная современная компания. Ее депозитарные расписки за месяц до аварии были допущены к обращению на Лондонской фондовой бирже, акции включены в расчет важнейших индексов рынка. Топ-менеджмент компании получает достойное вознаграждение. Вот только завершившиеся в эти дни выплаты семьям погибших и пострадавшим с западными стандартами никак не соотносятся. И тетки, радеющие о земляках в открытом «РусГидро» центре соцподдержки, говорят о «синдроме детдомовца», настигшем подведомственный народ: его представители, дескать, приходят и высказываются — вот тем вы квартиру приобрели, а мы чем хуже, у нас тоже погиб папа (мама, муж, жена). Осинкина: «Я, как психолог, хочу сказать, что гораздо здоровее для человека говорить, что я вышел из этой ситуации, я здоров, я справился. Если вы говорите: я пострадал, тем самым вы эту ситуацию оставляете при себе, не прорабатываете ее, не изживаете. Со всеми вытекающими последствиями. Я справился — это установка психически здорового человека».

О, дивный новый мир. Работать, не приходя в сознание. Когда мы только достигнем такого идеала. Осинкина говорит, что период изживания горя длится от года до двух. Столько и будет работать психологический центр. Уточняет: «Столько, сколько будет нужно людям».

От Фирсова услышал те же слова, что от своих собеседников в Черемушках, обычных работяг: проблема сейчас в качестве работников. Железо восстановим, а таких инженеров и слесарей, которых потеряли 17-го, уже не вернуть. Но если хороших слесарей нужно готовить лет 5—6, то Фирсов говорил о бетонщиках: приходят устраиваться 100 человек, из них отбирают 30, остаются единицы.

Если бетонщикам, умеющим лить что-то более крепкое, чем фундамент под коттедж, или незаменимым инженерам платят в разы меньше, чем вполне заменяемым клеркам в офисах, значит, инженеры и гидробетонщики со временем исчезнут. Обществу они не нужны? Значит, нет. А СШГЭС нужна? Она точно нужна Дерипаске и его РУСАЛу. Нужна примитивной сырьевой экономике, дожирающей Россию. В Америке, в Европе таких гигантских сооружений нет. Потому, наверное, что они нас глупее и их инженерная мысль не достигла наших высот.

Когда уезжал с ГЭС, камни на вершинах побелевших скал казались изумленными ангелами и демонами, что расселись на пиках и в задумчивости глядят на плотину и на нас.

Алексей Тарасов, "Новая газета", 7 декабря 2009 г.