Евгений Симонов: ситуация с Байкалом продолжает катиться по наклонной

В нашем сознании прочно закрепилось, что Байкал – объект Всемирного наследия ЮНЕСКО. Но что это значит сегодня? Как участвует в охране Байкала международное сообщество? Евгений Симонов, международный координатор коалиции «Реки без границ», рассказывает о том, как строятся взаимоотношения России и мирового сообщества вокруг вопроса об охране Байкала, а также о том, какова роль общественных организаций в этом процессе.

Комитет Всемирного наследия — профильный комитет ЮНЕСКО, отвечающий за осуществление Конвенции об охране культурного и природного наследия. Именно Комитет обладает исключительным правом на включение и исключение объектов в список Всемирного наследия.

— Какова ваша роль в выстраивании отношений по охране Байкала?

— В связи с тем, что Байкал – объект Всемирного наследия ЮНЕСКО, Коалиция недавно вошла в  сеть World Heritage Watch  для создания обратной связи между заинтересованными группами общества на местах и Комитетом по охране всемирного культурного и природного наследия. Без этого Комитет плохо представляет себе, что на местах происходит, ведь в его ведении 240 природных объектов и еще 1000 культурных.

Сейчас в сети World Heritage Watch  до 60 организаций гражданского общества, и они "закрывают" около ста наиболее проблемных объектов наследия. Сеть основана в 2012 году по инициативе прежде всего российских природоохранных организаций при подготовке к проведению 36-й сессии КВН ЮНЕСКО в Петербурге. Среди НКО России основной эксперт, мониторящий все объекты природного наследия страны – это «Гринпис», а мы включились конкретно по проблемам Байкала.

— Как устроена охрана объектов, которые входят в список Всемирного наследия ЮНЕСКО?

— Есть центр Всемирного наследия – его офис в Париже. Это и есть секретариат Конвенции ЮНЕСКО (по Всемирному наследию). И у него есть специализированные организации-советники по разным типам наследия. В нашем случае это Международный союз охраны природы (МСОП), который сидит в Швейцарии. Там есть специальная группа, которая помогает странам-членам и Комитету планировать новые участки наследия и контролировать старые. Если надо – по приглашению правительств выезжает на место или призывает туда специалистов.

Ежегодно они вместе с центром готовят проекты решений Комитета. Собственно Комитет – это 21 страна, выбранная из 115 подписавших Конвенцию (об охране наследия), он решает все текущие вопросы Конвенции. Состав Комитета меняется каждые несколько лет. Они собираются раз в год, чтобы включить в список новые места (в прошлом году, например, туда был внесен Даурский заповедник). Также они рассматривают отчеты стран по состоянию их участков Всемирного наследия. То есть каждые пять лет (а в случае возникновения проблем – каждые два года) страны отчитываются: отвечают на вопросы комитета о том, как они решают проблемы, которые возникли и задокументированы. Затем Комитет выносит свое решение о том, что странам следует делать дальше. Они, к примеру, нам очень помогли в ситуации с планируемым строительством монгольских ГЭС: уже 4 года рекомендуют Монголии, какие оценки и исследования провести, регламентируют, как в этом должны участвовать общественность и российская сторона. И Монголия с прошлого года начала, хоть и весьма формалистически, выполнять рекомендации конвенции — и за это хвалят.

— Конвенция была принята в 1975 году. Она по-прежнему эффективна?

— К сожалению, Конвенция с годами становится слабее, потому что во многих странах растет национализм, желание не слушать никого, когда речь идет о решении своих "суверенных проблем". И это отражается на восприятии решений Комитета. Те решения, которые легко и справедливо принимались 10 лет назад, сегодня странами часто воспринимаются в штыки. А наиболее буйные страны вроде США так и вообще грозят хлопнуть дверью.

— Какова позиция России в отношении проблемы Байкала? Как вы видите эту проблему?

— Проблема здесь комплексная. Ситуация продолжает катиться по наклонной, ибо не решены ключевые управленческие вопросы. По Конвенции, каждый участок наследия должен управляться: должен существовать план управления, система управления, соответственно, должны быть полномочные управленцы. Формально какие-то из этих признаков у байкальского участка Всемирного наследия присутствуют, но де-факто ничего этого нет. Иногда говорится, что Межведомственная комиссия по Байкалу является органом, за него отвечающим. Но это по сути попытка выдать желаемое за действительное. На практике все три признака того, что территория управляется как объект наследия, отсутствуют: ни плана, ни эффективного органа, ни конкретных управленцев, отвечающих за Байкал в целом, до 2018 года в стране не было.

В середине этого года создали в Министерстве природных ресурсов Департамент ООПТ и Байкальской природной территории, но какие ему выделят полномочия и кадры, пока не ясно. Ну а на прошлом опыте мы знаем, как министерство «справилось» с отдельными острыми проблемами на Байкале, ну хоть с отходами БЦБК… А тут — все управление участком аж в двух субъектах! В общем, нашему бы теляте да волка съесть.

— Каким образом Россия отчитывается «за Байкал»?

— Байкал – это половина всей головной боли России по Всемирному наследию, ведь сейчас дело дошло до реальной деградации экосистемы озера. И если раньше Россия часто отмалчивалась по острым проблемам, но что-то сама делала, то теперь она начинает отвечать Комитету в жестком тоне. К примеру, по изменению уровня Байкала: да, мы изменили пределы колебаний уровня Байкала и не считаем нужным проводить стандартную экологическую оценку, как это управленческое решение на него повлияет, не считаем нужным искать оптимальные режимы. Почему не считают нужным? Говорят, что один профессор из Института водных проблем в Москве сказал, что это никак не повлияет, хоть проводи оценку, хоть нет, а пара местных ученых его поддержала…

Комитет терпеливо объясняет в ответ, что, мол, оценка воздействия на окружающую среду была выполнена частично, в рамках исследования режима, институтом, экологических оценок не делающим. Меж тем такая оценка изменения планов управления – ключевое требование Конвенции. После этого Комитет решает: отмечая серьезное беспокойство, вызванное продолжением использования предельно допустимых колебаний между минимальными и максимальными отметками уровня воды Байкала, в 2018-2020 годы призываем прекратить внедрение дальнейших изменений в пределах колебаний, пока не будет проведено полного изучения и не будут предоставлены и рассмотрены органами Конвенции результаты оценки…Кстати, они это говорят не потому что хотят прищучить кого-то, просто их работа – добиваться соблюдения процедур международной конвенции…

Дальше страна вольна сделать эту экологическую оценку по стандартам Конвенции — или полезть в бутылку, а затем в год отчета сольно краснеть на Комитете и объяснять, почему она ничего не сделала. А дальше краснеть на следующем и последующих заседаниях, пока проблема не начнет решаться… Это и называется "мягкий" международный правовой механизм.

Беда в том, что по Байкалу конкретных нерешенных проблем – угроз, известных Комитету, – накопилось минимум восемь. Некоторые из них – десятилетней давности. А позиция по отсутствию внятной системы управления существует со дня внесения в список наследия.

— Какие методы влияния в этом случае используются? Что, по-вашему, наиболее эффективно?

— При уходе страны "в отказ" бюрократический диалог начинает становиться почти бессмысленным, теряется значительная часть дипломатических возможностей решения природоохранных проблем.

По нашему ощущению, для того чтобы влиять на ситуацию, нужно построить диалог с российским обществом на местах — дабы восполнить тот вакуум, который существует между официальными органами. Хотя бы для того, чтобы Комитет принимал приоритетные на данный момент решения и в той форме, в которой они могут быть максимально полезными. Нужно создать систему общественных коалиций, которые будут договариваться, а если нужно, то и настаивать на решении проблем изнутри. Ведь в целом российское общество крайне заинтересовано в сохранении Байкала.

— Каким образом Комитет взаимодействует с российской общественностью? Как мы должны узнавать о решениях и рекомендациях относительно Байкала?

— Сейчас происходит так: Комитет принимает решение, но РФ даже не доводит эти решения до местных органов власти и управленцев-природоохранников. Вот  я и езжу вокруг Байкала и рассказываю, как Комитет решил сделать то или это: как он отреагировал на безобразное сокращение водоохраной зоны, как он просил представить план управления лесами, как просил показать, что сделано или будет делаться с отходами БЦБК — потому что все-таки это опять непонятно. Рассказываю, как Комитет порадовался отзыву лицензии по Холодненскому месторождению и поздравил РФ – единственный, кстати, свет в окошке за весь год.

Раньше рассылку решений Комитета в регионе и отслеживание их выполнения делал Сергей Герасимович Шапхаев – великий труженик на благо Байкала, основатель Бурятского регионального объединения по Байкалу, которому в этом сентябре исполнилось 25 лет.  Собственно, и сейчас у меня в руках заказанный им перевод проекта решения. Но Шапхаев безвременно ушел от нас в июне этого года, за неделю до того, как решение было принято Комитетом, и мы теперь думаем, как закрыть огромную брешь, образовавшуюся во всей природоохранной работе в регионе.

— Несколько лет назад Байкал хотели внести в список Всемирного наследия, находящегося в опасности. Сегодня идет «откат назад» для законодательных норм, порой вред признается нормой. Может быть, стоит это сделать?

— Это зависит от нескольких вещей. От суммы объективно наблюдаемых явлений деградации и суммы попыток эту деградацию усилить или уменьшить. Простой пример: если в текущем году будет сделана попытка сократить Центральную экологическую зону и одновременно удастся попытка «исключить» из Прибайкальского национального парка уже существующие туристические объекты как «конфликтные», а на оставшейся в границах нацпарка территории устроить концессии крупных туристических компаний, тогда вопрос о том, что Байкал – это наследие под угрозой, точно встанет на ближайшей сессии ЮНЕСКО.

С моей точки зрения, если тенденции продлятся – вопрос в любом случае скоро встанет. Само озеро который год цветет вдоль берега, погибают эндемичные губки, налицо  острый экологический кризис. Со стороны управления видим сокращение площади водоохранных зон без должной оценки экологических последствий, изменение регулирования уровня воды — вновь с отказом от экологической оценки, многолетнее оттягивание решения проблемы отходов БЦБК, власти поощряют нерегулируемое развитие туризма. В принципе, поставить вопрос «наследия в опасности» реально могут уже сейчас.

Вопреки популярной легенде, "Наследие в опасности" не столько доска позора, сколько рабочий механизм охраны наследия. Сразу после внесения страна обязана совместно с Центром Всемирного наследия разработать комплексный план решения всех острых проблем, угрожающих ценностям объекта, и его выполнение будет неусыпно курироваться Комитетом в ходе ежегодных сессий. А другие страны, если потребуется, в срочном порядке окажут посильную экспертную, материальную, информационную и иную помощь. В общем, "Наследие в опасности" – это реанимационная палата для объектов Конвенции, попавших в беду.

— Что нужно для того, чтобы объект попал в «черный список»?

— Вопрос этот ставит Комитет. Но для этого Международный союз охраны природы и Центр охраны Всемирного наследия должны подготовить документы. Если учесть «ндравность» РФ, становится ясно: этому будут большие противодействия. Но если вопрос будет поставлен, то всё зашевелится. Байкал для многих в мире – очень важный объект. Он очень часто обсуждается на Комитете, и многие его члены, например, Китай, ясно чувствуют свою долю ответственности за его судьбу.

— Каким образом общественники могут влиять на решение судьбы Байкала на таком высоком уровне?

— Дипломатические каналы плохо предназначены для рапортов о провалах, ошибках и недоработках. 70-80% информации о безобразиях на местах члены Комитета получают от гражданского общества: НКО, местных ученых, местных жителей и т. д. И Африка в этом мало отличается от Австралии.

Задача нашего присутствия – обеспечить представление общественных интересов и распространение объективной информации. Россия в этом году сдала хамский отчет по Байкалу, но и это значительно лучше, чем если бы она просто не отчиталась. Центр оперативно вывесил эту «филькину грамоту» на сайт, и общественники и эксперты дали свои отзывы, комментарии.

Далее Конвенция шлет представителям нашей страны этот отзыв и спрашивает: вы можете это опровергнуть? Обычно это работает так. Более продвинутые страны типа Австралии начинают работать с фактами – это, кстати, сильно помогло в защите их Большого барьерного кораллового рифа. Другие, менее продвинутые, иногда присылают и по 800 страниц «лажи», которую тут же вывешивают в Интернете, и с ней начинают работать заинтересованные стороны – местные ученые и общественники. Лажа не пройдет незамеченной – люди этим занимаются на местах, знают все досконально по своим участкам. И в этом сила Конвенции.

Наша справка:

Евгений Симонов – эколог-эксперт общественного природоохранного движения. Международный координатор международной экологической коалиции «Реки без границ» (РбГ). Научный сотрудник Даурского биосферного заповедника. Сын известного кинорежиссера и правозащитника Алексея Симонова, президента "Фонда защиты гласности". Проживает в городе Дальний (КНР).

Учился на биологическом факультете МГУ, в магистратуре Йельского университета (США) и докторантуре Северо-восточного лесного университета (КНР),  где получил степень «доктор охраны природы» (博士 – «Бо Ши»-  высшая ступень китайской учености), присуждена при защите докторской диссертации в 2010 году.

С 2003 года занимается исследованиями и охраной природы в трансграничных речных бассейнах северо-восточной Азии. Участвовал в экологических оценках и кампаниях по проектам Шилкинской, Хинганской, Амазарской и других крупных ГЭС в бассейне Амура (в настоящий момент все проекты заморожены). Эксперт-координатор разработки «Методики общебассейновой оценки экологических воздействий ГЭС», примененной, в частности, WWF России в исследовании по оценке перспектив гидроэнергетики в Амурском бассейне.

В 2013 году получил премию британского Фонда природы Уитли за работу по охране и изучению Амура.

С 2011 года Коалиция «Реки без границ» координирует кампанию по предотвращению вредного воздействия ГЭС на озеро Байкал и его бассейн. В 2014 году был выслан из Монголии на 10 лет за разъяснительную работу о негативных воздействиях крупных ГЭС. С 2015 года вошел в  сеть World Heritage Watch,  обеспечивающую общественный контроль за объектами наследия, и участвовал в сессиях Комитета ЮНЕСКО с 2015 по 2018 гг.

Любовь Орлова