Сибирские ГЭС на китайские деньги

В Сибири будет построено несколько новых ГЭС общей мощностью чуть ли не в два десятка гигаватт, в основном на китайские деньги и специально под поставки энергии в КНР. Такие сенсационные выводы следуют из обнародованных недавно фрагментов программы стратегического развития группы En+, объединяющей основные промышленные активы бизнесмена Олега Дерипаски, включая «Русал» и «ЕвроСибЭнерго».

До конца еще неясно, где и какие мощности будут построены [в официальных заявлениях "Евросибэнерго" говорится о строительстве Нижне-Ангарской ГЭС установленной мощностью 600 – 1200 МВт в Красноярском крае и Транссибирской ГЭС на р. Шилка установленной мощностью 400 – 900 МВт в Забайкальском крае – Плотина.Нет!]. Тем не менее заявления действительно беспрецедентные. С советских времен никаких новых крупных гидростанций не возводилось (идут работы лишь на советском долгострое — Богучанской ГЭС). Это значит, что развитие российской энергетики вступает в новую эпоху, и это не может не радовать. Огорчает лишь то, что строиться станции будут, скорее всего, преимущественно на китайские деньги, по китайским ТЭО и под потребности наших юго-восточных соседей. История показывает, насколько важно наличие собственных генерирующих мощностей для устойчивого развития крупных экономик, одна из основных проблем которых — дефицит энергии. Строительство на своей территории крупных ГЭС под нужды соседних государств представляется нонсенсом. Кажется, что мы расписываемся либо в собственной беспомощности, либо в собственной бедности, ведь потребности в дополнительной энергии у нас самих сегодня велики, как никогда в послереформенное время.

Лет пятнадцать назад внушительные планы экспорта электроэнергии в Китай вынашивала единственная независимая от РАО «ЕЭС России» компания «Иркутскэнерго» (сейчас она, кстати, входит как «внучка» в En+). Те планы, можно сказать, были зарублены на корню: Китай тогда не рассматривался российскими властями ни как политический, ни как экономический партнер. Вообще, политические соображения при решении вопроса о том, где размещать заводы, кому и сколько экспортировать или у кого импортировать базовых товаров и услуг, еще лет тридцать-сорок назад во всем мире были едва ли не определяющими. В условиях холодной войны заводы и электростанции строились так, чтобы национальная безопасность той или иной страны не страдала. Вот и возводились сталелитейные предприятия, нефтехимические комбинаты и ГЭС не там, где их появление было особенно эффективно, а там, где оно было политически оправданно. Но с тех пор многое изменилось. Сначала развитые капстраны допустили «расползание» крупнотоннажной нефтехимии в страны Персидского залива, потом одобрили частичную переориентацию экономик на стальной прокат из стран бывшего СССР. Похоже, что сейчас на повестке дня — интернационализация мирового электроэнергетического баланса. И в этом свете стратегия развития En+ кажется вполне оправданной. Другое дело, что для решения глобальной задачи освоения Восточной Сибири и Дальнего Востока ставка на китайские деньги не кажется самым правильным вариантом, но если по-другому никак, то уж лучше так.

О логике группы En+, запускающей в Восточной Сибири совместно с китайцами крупные энергетические проекты, «Эксперт» беседует с гендиректором этой компании Артемом Волынцом.

Будь ближе к тому, кто платит

— Группа En+ обнародует новые принципы своей стратегии, которые выглядят слишком простыми: Китай рядом, Китай платит, давайте туда продавать все, что только можно…

— Как показывает мой личный опыт, чем проще — тем больше шансов, что будет работать. Стратегия нашей группы тоже очень простая, и поэтому она оказывается эффективной. Основной драйвер роста мировой экономики на следующие 15–20 лет будет такой же, как в последние пять, — Китай. В КНР происходит стремительная индустриализация и урбанизация, сотни миллионов людей переезжают из деревень в новые города, для строительства которых требуются колоссальные ресурсы. Вслед за Китаем пойдет Индия, потом другие страны Юго-Восточной Азии. Сейчас главным поставщиком ресурсов в Китай является Австралия: 20 процентов австралийского ВВП — это экспорт в Китай. Все те же самые ресурсы есть у нас, но значительно ближе. Из Австралии до Шанхая плыть две недели, а от порта Ванино всего три с половиной дня. Между Пекином и Иркутском 2 часа 20 минут лету.

Сейчас в структуре ВВП России экспорт в Китай составляет где-то 2 процента. Ситуация должна измениться, потому как все предпосылки для этого есть — географические, политические, экономические. Поэтому у всего этого большого региона под названием Восточная Сибирь и Дальний Восток есть шансы повторить успех Канады — основного поставщика ресурсов в США — или Австралии, которые построили экономики и благосостояние граждан во многом на экспорте ресурсов. На двух последних почти не отразился кризис 2008 года. И при этом уровень жизни в этих странах, развитие инфраструктуры очень высокие — одни из самых высоких в мире, несмотря на то, что у них не очень большое население, огромная территория.

Мы считаем, что такой же потенциал есть и у Восточной Сибири при правильном ее развитии. Правильное развитие предполагает в первую очередь правильное использование ресурсов, которые там есть, в том числе и за счет растущего азиатского спроса; а также инвестирование заработанных денег в инфраструктуру региона. Технология бизнеса при этом простая: вывод компаний, которые занимаются производством соответствующего ресурса, на рынок акций Гонконга, привлечение акционерного и проектного финансирования, в том числе из Азии, для развития инфраструктуры в Сибири. Ведь что происходит сейчас? Все проектанты едут в Москву с протянутой рукой, дайте, мол, денег, чтобы построить какую-нибудь там дорогу. Мы говорим, что не надо ходить с протянутой рукой: ресурсы в Сибири плюс рынок в Китае плюс рынок капитала в Гонконге равно инвестициям в инфраструктуру Сибири.

— Ну, по металлам и углю вопросов нет, и так это все экспортируется. Раз в Китай выгоднее, пусть поставляются туда. Но вот с электроэнергией вопрос не такой простой, как кажется. Много ли вы знаете примеров стран, которые делают массовую ставку на экспорт электроэнергии?

— Канадская компания Quebec Hydro в обычное время продает свою энергию на местные алюминиевые заводы Rio Tinto Alcan, а вот в пиковые часы поставляет ее в Нью-Йорк. Заметим, что расстояние между провинцией Квебек в Канаде и Нью-Йорком немного больше, чем между Читой и Пекином, откуда мы предполагаем с нашими китайскими коллегами тянуть линию электропередачи. Идея та же: пиковую нагрузку можно продавать за гораздо большие деньги, нежели базовую. То есть, грубо говоря, базовая нагрузка — это местная дешевая энергетика, пиковая нагрузка — дорогой экспорт.

— Я так и знал, что вы приведете этот пример. Но политические и экономические взаимоотношения Канады и США более чем дружественные, Канада в этом плане является, по сути, политическим и экономическим сателлитом США.

— Ну, пример с Канадой и США хоть и самый яркий, но не единственный. Есть примеры, может и не такие показательные, поставок энергии между странами Латинской Америки. Дело тут не в сателлитической зависимости, а в том, что не так много стран и регионов с мощными гидроресурсами и потенциалом для экспорта. Мало кто вообще имеет возможность хорошо зарабатывать на экспорте электроэнергии. И в этом плане нам просто повезло. Судите сами.

Потребление энергии в Китае растет очень быстро, для удовлетворения спроса там приходится строить все больше угольных станций, то есть загрязнять свою окружающую среду. При этом разница между пиковым и не пиковым потреблением у них составляет 50 процентов. То есть они должны построить двойное количество станций, которые будут работать всего пару часов в сутки — час утром, час вечером. Поэтому китайцам очень и очень интересно не строить до бесконечности угольную генерацию, которой у них и так уже 70 процентов в энергобалансе, а покупать нашу пиковую нагрузку. Потому как строить угольные станции для покрытия пиковых нагрузок для них ну очень накладно, не говоря уже о том, какое воздействие они будут оказывать на экологию.

А нам ведь, чтобы заработать на этом, нужно не так много сделать. Достаточно на ГЭС открыть затвор и подать воду на простаивающую турбину, она за восемь минут раскрутится и даст нагрузку, а по завершении пикового времени — закрыть затвор. И все.

Подставы не будет

— Потенциал нашей сибирской генерации не задействован процентов на тридцать пять. Если есть возможность продать его, продавать, безусловно, надо. Но я так понимаю, вы же на этом останавливаться не хотите?

— Именно. Мы хотим строить новые станции.

— Здесь вопрос гораздо сложнее.

— Почему?

— Потому как, если мы строим с помощью китайцев станции, то мы им, получается, просто отдаем потенциал наших рек.

— По тем проектам, которые сейчас находятся в стадии проработки, в общей сложности на три гигаватта, владение будет в соотношении 50 на 50.

— Но не будут ли отягощены эти проекты контрактными обязательствами поставок электроэнергии в Китай лет эдак на сто?

— Детали долгосрочных контрактных поставок на данном этапе еще не обговаривались. Поверьте, мы достаточно рациональные частные инвесторы, и мы не станем делать ничего, что не будет выгодно нам и не будет выгодно стране в целом.

— Эта рациональность инвестора как раз и настораживает. Если, скажем, на Енисее понатыкать гидростанций для поставок в Китай, то, когда нам потребуется энергия для собственных нужд, река-то уже будет закрыта для нас — ее гидропотенциал не резиновый.

— Владение станцией 50 на 50 подразумевает такое же право и на производимую ею энергию. То есть мы гарантированно имеем право как минимум на половину всей производимой этими новыми станциями энергии. Другое дело, как мы ею распорядимся — потребим на внутреннем рынке или продадим на экспорт. Но мы ведь делаем ставку и на растущий сибирский спрос.

— Но все-таки вдруг мы начнем настолько стремительно развиваться, что образуется дефицит энергии даже на сибирском рынке?

— Это будет просто супер для нас! Мы ведь энергетикой занимаемся и поэтому вместо трех станций без проблем построим десять. Потому что гидропотенциал региона не задействован процентов на восемьдесят. Мы уверены, что у нас хватит возможностей удовлетворять как внутренний спрос, так и внешний.

— А электроэнергию в Китай как вы собираетесь передавать, будете строить линию постоянного тока?

— Окончательного решения пока нет. Впрочем, у китайцев в этом деле большой опыт, будем ориентироваться на них. Сейчас мы рассматриваем маршрут из Читы в Пекин. Причем раньше мы предлагали построить линию от Читы в Северо-Восточный Китай, там расстояние меньше, но китайцы настояли на Пекине. Если по прямой, то расстояние около 1400 километров, по территории России пройдет всего 300 километров, поэтому большая часть инвестиций будет китайская.

— Вы не думали о том, что задействовать гидропотенциал сибирских станций можно было бы и на внутреннем рынке, построив аналогичный энергомост из Сибири в европейскую часть России?

— Во-первых, такой мост выйдет существенно дороже. Во-вторых, одно другому не мешает. Переброска энергии в центр вполне возможна, вопрос лишь в финансировании такого проекта. Линию в Китай профинансировать гораздо проще. К тому же после завершения этого проекта у нас будет опыт строительства и эксплуатации подобных объектов. Вообще, эта тема для нас тоже супервыгодная. Ведь если об этом всерьез зайдет речь, мы получим дополнительный источник дохода от поставок энергии в пиковые часы на внутренний рынок по самой лучшей цене.

— Когда начнется строительство станций, будет ли оно завязано на подписание соглашений с китайцами?

— Вообще-то, реальный старт проектам дан. Мы уже тратим на это деньги, и достаточно большие. С китайцами подписан ряд документов, мы создали совместное предприятие. Оно называется YES Energo, по начальным буквам China Yangtze Power Co и входящей в En+ EuroSibEnergo. Но даже и в том случае, если что-то пойдет не так и переговоры с китайцами сорвутся, строить будем.

— Будете строить возле ГЭС алюминиевые заводы?

— Мы рассчитываем не только на новые алюминиевые заводы, хотя у «Русала» есть планы по их возведению. В Сибири — не только нами — будут строиться и новые целлюлозно-бумажные предприятия, и новые ГОКи — железорудные, медные, новые заводы. Потребление энергии в Сибири в ближайшие десять лет будет расти быстрее, чем в среднем по стране. По нашим оценкам, на 4,5–5 процентов в год.

— А какую доходность вы закладываете в эти проекты?

— Точно сказать можно будет только после окончания feasibility — так называемого анализа осуществимости, по сути, это предварительное ТЭО проекта. Однако я могу сразу сказать, что мы не будем входить в проекты с доходностью менее 15 процентов на вложенный капитал.

— Получается, что окупаемость гидроэнергетических проектов у вас будет не более шести-семи лет…

— Кстати, у нас запланировано долговое проектное финансирование. Это тоже важно. Тем самым мы не увеличиваем общий долг группы, деньги банками будут выдаваться под залог строящихся объектов.

Товар + рынок = инфраструктура

— Такого рода проекты фиксируют и привязывают Россию к экспорториентированному пути развития. Не думаете, что это может оказаться не очень хорошо?

— Все эти проекты привязывают Россию к зарабатыванию денег, что, конечно, хорошо. Другое дело, что с этими деньгами делать, как их наиболее эффективно потратить. Мы считаем, что вырученные средства должны направляться на развитие инфраструктуры Восточной Сибири. И, по большому счету, это единственный способ развить инфраструктуру региона. Потому что здесь мало железных и автомобильных дорог, мало линий электропередачи, человеческой инфраструктуры — квалифицированной рабочей силы, инженеров. Чтобы все это появилось, нужны большие инвестиции. А большие инвестиции возможны, когда у тебя есть товар, который ты можешь производить, и рынок, на котором ты можешь его продавать.

— Все-таки история показывает, что крупные инфраструктурные проекты государство поднимало само, без участия китайцев — Транссиб, БАМ и так далее.

— Ну, я все-таки имел в виду скорее локальные инфраструктурные проекты, а не глобальные, которые, очевидно, под силу лишь государству.

Это же касается социальной инфраструктуры — гостиниц, университетов, техникумов, инженерных учебных заведений. В Иркутске мы, например, в это активно инвестируем. Ведь для того, чтобы были люди, которые смогли бы на этих проектах работать, этими станциями управлять, инвестировать в студентов надо уже сейчас. С китайскими коллегами активно сотрудничаем, делаем обмены. Запускаем у нас изучение китайского языка.

Далее, мы расширяем разработку новых технологий. В Красноярске у нас центр, целый научный институт разрабатывает новые электролизеры. Такой же центр мы хотим запустить в Иркутске, но уже по энергетике. Нам, например, требуются исследования и инновации по передаче энергии на дальние расстояния.

— То есть вы собираетесь вкладывать фактически во все, что так или иначе связано с экспортом энергии и сырья и их первого передела?

— Каждый должен заниматься своим делом. Upstream, то есть производство сырья и металла, это один бизнес. Downstream, производство конечных потребительских изделий, это другой бизнес. Они не должны быть в одной компании.

— А как же опыт американской Alcoa, мирового законодателя мод в алюминиевом бизнесе, у нее ведь и upstream, и downstream развиты примерно одинаково?

— Пятнадцать лет назад Alcoa стоила 30 миллиардов долларов, а «заточенная» только на upstream BHP Billiton — 5 миллиардов. Сейчас BHP стоит около 200 миллиардов долларов, Alcoa всего 13 миллиардов.

Все остальные алюминиевые компании разделили upstream и downstream, а Alcoa нет. На мой взгляд, это не самый лучший путь развития, ведущий, по большому счету, в никуда. Ведь в upstream основные компетенции компании лежат в области затрат. Сырье и энергию могут производить все, но выигрывает тот, кто делает это дешевле всех. В downstream основные компетенции бизнеса лежат в области взаимоотношения с покупателями, потому что каждому из них вы предоставляете уникальный продукт. Это не работа над издержками, это работа с потребителями. А один и тот же менеджер не может и сокращать затраты, и делать какой-то очень специализированный и не чувствительный к затратам продукт, скажем для Boeing.

Дмитрий Сиваков

Что такое En+

Компания была создана в 2002 году, принадлежит бизнесмену Олегу Дерипаске (более 90% акций).

По состоянию на 2011 год включает следующие активы:

• алюминиевая компания «Русал» (точнее, 47,11% акций предприятия, принадлежащих лично г-ну Дерипаске), включая 25% акций «Норильского никеля»;
• холдинг «ЕвроСибЭнерго» (100% акций), в который, в свою очередь, входят «Иркутскэнерго» (50,19%), Красноярская ГЭС (68,29%) и «ВостСибУголь» (100%);
• «Союзметаллресурс» (SMR, 100% акций), владеет Сорским и Жирекенским ГОКами и ферромолибденовыми заводами;
• контрольные пакеты акций ряда компаний, владеющих лицензиями на разработку перспективных месторождений угля (Эрчим-Тхан), железной руды и меди (Чинея), золота, урана.

В En+ работает более 100 тыс. человек, выручка компании в 2010 году составила 13,7 млрд долларов.