От ГЭС на Селенге Монголия пострадает не меньше, чем Россия

Как дальше будет развиваться ситуация с монгольскими ГЭС и почему Монголия пострадает от строительства и эксплуатации ГЭС на Селенге не меньше России? В прямом эфире программы «Угол зрения» радиостанции «Соль» на вопросы журналистов ответил Сергей Шапхаев, директор Бурятского регионального объединения по Байкалу:

Что вы можете сказать на обвинения, которые порой звучат от представителей монгольской стороны, что ученые, которые говорят, что монгольскую ГЭС строить нельзя, некомпетентны, что порой у них нет никаких доказательств?

Мы только что работали с представителями Монголии, приехали 40 человек. Среди них был только 1 биолог, остальные были гидротехники, гидрологи и очень много было чиновников. У нас прошли слушания в 10 районах Бурятии, которые расположены вдоль Селенги и побережья Байкала. Наша общественная организация по просьбе министерства природных ресурсов Республики Бурятии, которому было поручено организовать эти слушания, мы помогали им как общественная организация, оказывали содействия. И я был практически на всех этих слушаниях, мы дискутировали, в том числе и с монгольскими коллегами. Должен сказать, что-то, что некоторые представители говорили, не совсем является правдой. 

Ситуация какая? Действительно, у нас на Ангаре существует каскад ГЭС. И начиная со строительства иркутской ГЭС, Байкал стал регулируемым водохранилищем. Это с 1962 года, уже больше 50 лет эта ситуация продолжается. За это время были предприняты некоторые меры, чтобы, прежде всего, иркутская ГЭС работала в таком режиме, чтобы не нарушать природные циклы колебания уровня на другой уже высотной отметке. Остались некоторые нерешенные проблемы, но которые в принципе решаемые. Когда вода из Байкала вытекает, можно добиться регулировки уровня Байкала через плотину ГЭС таким образом, чтобы не нарушать те природные циклы, которые существуют. Я имею в виду приток и испарение. Если же говорить про ГЭС, которая строится не на выходе, а на притоке, то проблема нерешаемая даже теоретически, потому что любая ГЭС строится, особенно в наших климатических условиях, в условиях Сибири и Монголии, для того, чтобы вырабатывать больше электричества зимой. Потому что зимой холодно. Кроме этого, существуют еще так называемые суточные пики и недельные. В выходные дни потребление электричества промышленными предприятиями падает, а в рабочие дни возрастает. И вот эти пиковые нагрузки в основном и создают проблему для монгольской энергетической системы. Во время этих пиковых нагрузок они покупают электроэнергию у нас. Гусиноозерская ГРЭС — это угольная станция, которая находится тоже в Бурятии. И основная-то проблема заключается в том, что наши монгольские партнеры недовольны расценками. Тарифы растут, они растут и у нас тоже, как известно. И поэтому монгольская сторона считает, что это слишком для них дорого. Поэтому они ставят вопрос о том, чтобы снизили тарифы. Не могут договориться, поскольку у нас там сложная система после реорганизации нашей энергосистемы РАО, когда разделили на много компаний, которая каждая отвечает за свое. У нас за продажу электроэнергии Монголии отвечает «Интер РАО». «Интер РАО» является владельцем вот этой гусиноозерской ГРЭС. И поэтому «Интер РАО» не заинтересована в том, чтобы излишки электроэнергии, которые производятся на ангарском каскаде, прежде всего, иркутской ГЭС продавались в Монголию, поскольку продажа идет сейчас с ГРЭС. Тут идут заморочки, связанные с бизнесом.

Экономика уже включается в дело.

Да. Даже, я бы сказал, ведомственные и бизнес интересы. Поскольку у нас бизнес сращивается с властью. Поэтому «Интер РАО», хоть она и является госкорпорацией, она гнет свою линию, которая не совсем отвечает общегосударственным интересам, с моей точки зрения. И проблема как раз лежит в этой плоскости. Монголия фактически осуществляет в некотором смысле рэкет, угрожая, что «мы построим свою ГЭС и освободимся от энергетической зависимости от своего северного соседа». Но они тут же попадают в зависимость от Китая, поскольку Китай им выделяет кредит на строительство одной из самых крупнейших ГЭС, а сейчас речь идет о трех ГЭС.

Если отойти от этих политических проблем, наша организация старается в политику не лезть. Мы понимаем, в чем проблема, и стараемся в рамках существующих механизмов, межгосударственных соглашений и стандартов Всемирного банка, потому что Монголия взяла кредит для проектирования двух станций из трех, одна гидроэлектростанция уже находится в высокой степени готовности, и Китай готов выделить миллиардный кредит на строительство, но после того, как прошла встреча в Ташкенте и в Уфе между Путиным и лидерами Китая и Монголии, Китай заморозил этот кредит и ждет, чем закончится вот эта экологическая оценка, которая проводится в рамках уже операционной политики Всемирного банка, поскольку банк выделил деньги на проектирование. Всемирный банк имеет достаточно высокие экологические стандарты. Наверное, из всех международных финансовых корпораций у Всемирного банка исторически наиболее высокие экологические стандарты. Поэтому мы стараемся заставить и банк, и монгольское правительство, чтобы все эти проблемы рассматривались в экологической плоскости, не ударяясь в политику. Вот есть определенные процедуры, стандарты, они должны быть достаточно прозрачны. Наша задача — подготовить экологическую документацию для того, чтобы всем было понятно, на основе каких подготовленных решений монгольское правительство может принять решение. Какое они будут принимать решение, это их вопрос. Монголия — суверенное демократическое государство. Поэтому она декларирует, что они все эти стандарты, достаточно демократические, открытые, будут соблюдать. Задача нашей общественной организации — как раз проследить, чтобы все эти стандарты выполнялись. И мы уверены, что если проектная документация будет подготовлена по всем стандартам, которые декларирует Всемирный банк, то будет очевидно, что строить ГЭС нельзя, потому что будут достаточно высокие риски негативного воздействия на экосистему Селенги, которая несет 50% стоков в Байкал, и самого Байкала. Наша задача сейчас, ни в коем случае не впадая в политиканство, не обвиняя в некомпетентности, а просто добиваться тупо, чтобы все эти стандарты выполнялись. Вот этим мы сейчас и занимаемся. И мы стараемся населению объяснить, потому что, по стандартам Всемирного банка, они очень щепетильно относятся к мнению местного населения, которое попадает в зону воздействия этих проектов. Причем они рассматривают население разных социальных групп: женщины, представители коренных народов, люди, которые занимаются традиционными видами природопользования — скотоводством, рыбной ловлей, охотой. Это люди, которые зависят от природных ресурсов Селенги и Байкала и которые могут реально пострадать от этих проектов. Ведь один проект — это строительство ГЭС, а второй — это переброска стока и самого крупного притока правого Селенги Орхон в пустыню Гоби. Это безвозвратное изъятие воды. Если ГЭС перераспределяет внутри воду годовую и межгодовую, что тоже очень плохо для экосистемы, поскольку она за миллионы лет приспособилась к этим циклам, а тут они будут нарушаться, то безвозвратное изъятие — это тоже очень опасно. Они сейчас говорят: «Мы будем мало брать воды», но захочется брать больше — возьмут больше. Потому что пустыня Гоби большая, даже если всю Селенгу туда направить, я думаю, она в цветущий сад не превратится. В Советском Союзе были такие проекты, когда мы хотели повернуть северные реки на юг. Слава богу, что не повернули. Это проект примерно из этой серии.

В мае пройдут общественные слушания в Иркутской области. Вы присутствовали на тех, которые проходили в марте в Бурятии. На те общественные слушания, которые будут в мае проходить, есть определенные надежды?

Да, мы стараемся учесть те результаты, которые были получены в Бурятии, и провести в Иркутской области уже с учетом тех замечаний и того опыта, который мы наработали, работая с монгольской стороной. В Иркутской области создана инициативная группа среди общественных организаций. Нас туда пригласили, мы всегда с иркутянами работаем очень тесно. Я имею в виду экологов. У нас с монгольскими экологами никаких проблем нет. У нас нет никаких проблем с иркутскими экологами. Проблемы возникают между органами власти, к сожалению. Потому что монгольские экологи нас полностью поддерживают. Монголия пострадает не меньше, чем Бурятия. Вы знаете, что Бурятия до 1959 года называлась Бурят-Монгольская Автономная Советская Социалистическая Республика. Буряты и монголы — это родственные этнические группы. Они говорят почти на одном языке. Это как белорусы и русские. И поэтому у нас культура очень близка. Мы относимся с большим уважением к Монголии. Но то, что делают власти Монголии, не нравится ни населению Монголии, которое пострадает, ни нам. Поэтому наша задача — совместно с монгольскими общественными организациями, с нашими постараться, чтобы по единым стандартам вот эти слушания прошли и в Монголии, и в России, чтобы добиться той цели, которую мы ставим. Мы постараемся подготовить качественную проектную документацию, которая будет всем понятна. В том числе, ждут этих результатов и Комитет всемирного наследия ЮНЕСКО, который тоже этот вопрос держит на контроле.

Правильно я понимаю, что какой-то народный протест сейчас в Бурятии практически бессмысленен? Потому что все будет зависеть от этих бумаг, которые сейчас разрабатываются.

Ни в коем случае. Очень важно с точки зрения банковских процедур получить мнение населения. Везде, где мы были, во всех протоколах этот пункт проходил красной строкой, что люди просили рассмотреть возможность решения проблем энергоснабжения Монголии и обеспечения Монголии, а проект-то называется «Развитие инфраструктуры горнодобывающий деятельности», в рамках этой программы Всемирный банк выделил деньги и на эти ГЭС. То есть эти ГЭС предназначены для того, чтобы водой обеспечить и электричеством разработку месторождения на территории Монголии. Это только часть задачи. Но согласно процедурам банка, можно рассматривать альтернативы и без строительства ГЭС. И вот во всех протоколах люди говорили, что «да, мы понимаем проблемы Монголии, но мы предлагаем Монголии рассмотреть альтернативные варианты, которые позволяют решить эти же проблемы, но без строительства ГЭС». И они даже предлагали эти разные варианты.

Кстати сказать, вариант со строительством газопровода меня абсолютно не вдохновляет. Мы пять лет бились за то, чтобы газопроводы и нефтепроводы не проходили через бассейн озера Байкал. И мы отбились. Вы помните, что Путин взял, авторучкой отвернул один из нефтепроводов от Байкала. Сейчас опять это повторять — это я не знаю…

Есть масса других проблем. У нас есть излишки электроэнергии на ангарском каскаде ГЭС. Уже есть ЛЭП, там просто нужно усовершенствовать эту сетевую структуру, согласовать регламенты работы энергосистемы Монголии и России, которая и проектировалась как совместная, еще при Советском Союзе. Сейчас она просто требует совершенствования. И наши энергетики, в частности, иркутские уверены, что эта проблема вполне разруливается. Можно решить все эти проблемы Монголии без ГЭС.

Кроме того, в Монголии очень большой потенциал ветро-солнечный. И там есть проект «Гоби-ТЭК». Это строительство больших ветро-солнечных станций в пустыне Гоби. Это проект международный, в нем предполагается участие Китая, Монголии, США, Японии, Кореи. Все это входит в рамках суперэнергетического кольца Азии, которое Китай сейчас продвигает в рамках той шелковой программы, и Россия там может участвовать, стабилизируя те скачки, которые присуще ветро-солнечным станциям, потому что они зависят от сезона. Наши ЛЭП могут как раз стабилизировать эти скачки. ЛЭП уже протянуты. Просто нужны деньги, которые ни в какое сравнение не идут со строительством ГЭС, гораздо меньшие суммы для того, чтобы эту проблему решить. Они вполне решаема.

Есть какие-то прогнозы, в какие сроки проблема может разрешиться? Таким исходом, на который вы рассчитываете, или каким-либо еще.

Вся процедура проектирования, рассмотрения, обсуждения предусматривает 2 года. Но уже в этом году, благодаря тому, что мы вместе с монгольскими представителями общественности написали жалобу в инспекцию банка, она может и в этом году решиться. В июле будет очередное заседание в Польше Комитета всемирного наследия Юнеско, где вопрос о монгольских ГЭС снова встанет. Кстати, не только о монгольских, но и об ангарских ГЭС тоже. ЮНЕСКО рассматривает это все в совокупности. Они говорят: «Россия должна то-то сделать, Монголия должна то-то сделать. А вот это Монголия и Россия должны сделать вместе». То есть они вместе должны провести стратегическую и экологическую оценку всех своих программ развития, которые влияют на водные ресурсы, и договориться между собой, создать такую систему управления, которая позволила бы сохранить экосистему Байкала.

От вас прозвучала фраза, что Монголия пострадает, возможно, от ввода ГЭС не меньше, чем Россия. О каких последствиях для Монголии может идти речь?

Прежде всего, в зону затопления попадают лучшие пахотные земли Монголии. Попадает огромное количество хороших пастбищ. Наконец, вот эта река Эгийн-Гол, которая вытекает из озера Хубсугул, а озеро Хубсугул — это самый большой источник пресной воды в Монголии, превратится в зловонное водохранилище. Потому что там хотят построить на деньги Китая огромное водохранилище, высота плотины 103 метра. И все эти бедные монгольские пастухи — куда им деваться? У них воды мало, их переселять некуда. Это будут бомжи, которые устремятся в Улан-Батор. Мы это все уже проходили на примере братского водохранилища и других гигантских водохранилищ. У меня самого отец и мать выросли на берегах Ангары, и мы прекрасно знаем, что это такое, когда тебя затапливает, и ты превращаешься в бомжа. Мы нашим монгольским товарищам говорим: «Ни в коем случае не повторяйте наши ошибки. У вас чистые реки, у вас прекрасная природа, у вас высокий уровень биоразнообразия. Туристы к вам едут со всего мира». 

Радио Соль