Новые крупные ГЭС – это дорога в никуда

Казалось бы, трагедия на Саяно-Шушенской ГЭС, разделившая жизнь многих на «до аварии» и «после аварии», должна послужить серьезным уроком всем. Государству, выпустившему из-под контроля важнейшую стратегическую отрасль экономики. Частным собственникам, сделавшим ставку на прибыль в обмен на надежность и безопасность. Политикам, дающим добро на строительство новых генерирующих мощностей без тщательной предварительной экспертизы проектов. Однако извлекать уроки мы, похоже, не умеем – ни из чужого опыта, ни из собственного. По мнению заведующего отделом Института экономики и промышленного производства Сибирского отделения РАН, заведующего кафедрой социально-экономического планирования СФУ профессора Николая Шишацкого, мы по-прежнему движемся в будущее на ощупь.

Закономерная случайность

Как после аварии на Саяно-Шушенской ГЭС должны измениться наши представления о том, какой должна быть энергетика?

Можно, конечно, подходить к анализу последствий этой катастрофы с узких позиций, ограничиться выявлением конкретных причин, виновников, последствий аварии, оценкой ущерба, экономических потерь. А можно подойти с позиций более широких – тогда придется согласиться, что авария на Саяно-Шушенской ГЭС – закономерное проявление кризиса в электроэнергетике и в экономике в целом. Она является следствием многих процессов, начавшихся уже давно. В частности, авария – следствие тех направлений, которые были приняты в ходе завершившегося недавно реформирования отрасли.

Какие это направления?

Искусственное создание конкуренции в энергетике с целью максимизации прибыли в ущерб надежности работы генерирующих мощностей. Единые вертикально интегрированные региональные энергокомплексы разделены на несколько энергокомпаний. В уставах которых утверждена одна главная цель – получение прибыли, ответственность за надежность электроснабжения потребителей полностью отсутствует.  Кроме того, сработали в минус такие факторы, как повышение издержек, связанных с посредническими услугами, и вызванное этим повышение тарифов, резкое снижение финансирования научно-исследовательских работ в электроэнергетике. Все это в совокупности приводит к тому, что снижаются эффективность, безопасность работы станции, растут издержки. Есть точка зрения, что авария – случайность. Но даже если и так, то я склонен рассматривать эту случайность как проявление закономерности. Сыграли роль все перечисленные факторы.

На недавней встрече со студентами СФУ губернатор края Александр Хлопонин, отвечая на вопрос о причинах трагедии в Саяногорске, тоже сказал о нескольких факторах, которые сошлись в одной точке.

Вот цифры, подтверждающие тезис о кризисе в энергетике в результате реформы: численность персонала специализированных ремонтных организаций, работающих в энергетической отрасли, снизилась более чем в пять раз – с 40 тысяч до 7 тысяч человек, численность ремонтного персонала с учетом подрядчиков упала более чем в два раза.

Из-за отсутствия средств самоликвидировались специализированные ремонтные организации отрасли. А это были реальные многотысячные силы быстрого реагирования, способные выполнить плановые и аварийные ремонты любой сложности, на любом объекте, в любом уголке страны. А сегодня со всей страны собирают по несколько десятков человек, чтобы провести аварийные ремонты оборудования лишь в самых чрезвычайных ситуациях.

За последние несколько лет почти на 10 % упало количество проведенных капитальных и средних ремонтов оборудования. Фактически несколько миллионов киловатт установленной электрической мощности ежегодно не проходят полноценного технического обслуживания, а значит, гарантировать их надежную работу нельзя.

Серьезные потери квалифицированного персонала произошли в ремонтных организациях генерирующих компаний (ОГК). По экспертной оценке, не более 10 % энергокомпаний имеют достаточную квалификацию и численность персонала для выполнения регламента планово-предупредительных работ. Естественно, изменилась система контроля технических параметров работы станции.

Я не сказал еще об одном известном факторе: ошибки проектирования, которые были допущены на Саяно-Шушенской ГЭС.

Как-то странно получается: Саяно-Шушенская ГЭС проектировалась и строилась позже Красноярской – казалось бы, там все должно быть и современнее, и надежнее, а выходит, это не так. Есть ли какие-то аналогичные риски на Красноярской ГЭС?

Конечно, аналогия допустима. Красноярская ГЭС также несет в себе риск техногенных аварий. Но по сравнению с Саяно-Шушенской у нее есть определенные преимущества.

Плотина Красноярской ГЭС в два раза ниже Саяно-Шушенской, соответственно, более низким является гидронапор. Сейсмичность района Красноярской ГЭС также более низкая.

По новизне конструктивных решений Саяно-Шушенской ГЭС нет равных в советском гидростроении. С прочностными характеристиками конструкции случился просчет. Водобойные колодцы ГЭС не выдержали паводкового сброса воды, и это привело к необходимости строительства обводных каналов. Строительство было начато несколько лет назад, но не закончено из-за недостатка финансирования. После аварии решили форсировать их достройку. 

Конструктивные отличия Красноярской ГЭС, плотина которой выполнена в виде «кирпича», снижают техногенные риски. Но Красноярская ГЭС старше, работает дольше, и угрозы аварий, связанных с износом оборудования, здесь весьма реальны.

Вернемся к вопросу о последствиях аварии. Как она повлияла на экономику края?

Есть такая точка зрения: авария при всех печальных последствиях все-таки поможет ускорить ввод в действие новых важных энергетических объектов, таких как Богучанская ГЭС, позволит полнее загрузить тепловые станции, работающие на угле. Но эти плюсы будут перекрыты куда более серьезными минусами. Достаточно сказать об одном: энергия тепловых станций заметно дороже, чем энергия, вырабатываемая на ГЭС. Ну а потом, никуда не деться от высоких затрат на восстановление станции, от вынужденного снижения энергопотребления, которое непременно скажется на работе крупных промышленных предприятий – прежде всего алюминиевых заводов. Все это повлечет рост энерготарифов и снижение экономической эффективности.

Алюминиевые «консервы»

Достаточно ли сегодня в крае вырабатывается электроэнергии?

Смотря для чего. Давайте разделим: есть электроэнергия, необходимая для жизнеобеспечения края – то есть для внутренних нужд, – есть та, что мы отправляем на экспорт за пределы территории. Наш регион в Сибири один из самых энергопрофильных, мы всегда специализировались на поставках энергии. Причем мы почти не поставляем ее в виде собственно энергии, в отдельные годы бывал даже дефицит, но на самом деле это кажущийся дефицит. 30-40 % энергии мы экспортируем в виде алюминиевых «консервов» – продукции алюминиевого завода. Поэтому для внутреннего потребления у нас и сегодня энергии более чем достаточно. Под вопросом внешние поставки.

То есть когда мы связываем аварию на СШГЭС с необходимостью ускоренного строительства Богучанской и Эвенкийской ГЭС, речь идет исключительно об экспорте энергии?

Конечно. Но и ранее построенные станции – Красноярская и Саяно-Шушенская – были ориентированы на внешние поставки электроэнергии. Мы обеспечиваем энергоемкие производства, продукция которых идет на экспорт. И этот объем растет. В советское время из 800 тысяч тонн произведенного на КрАЗе алюминия 200 тысяч шло на экспорт, сейчас из 1 млн тонн за пределы страны уходит практически 900 тысяч. Самое главное преимущество, которым пользуется наш алюминиевый, – дешевая электроэнергия. С новыми станциями так же: потребитель энергии Богучанской ГЭС – новый алюминиевый завод, который планируется построить в Таежном, Эвенкийскую ГЭС предполагается построить для обеспечения энергией объектов нефтегазового комплекса в Тюменской области. С моей точки зрения, такое направление развития – тупик. Это экстенсивный путь, очень затратный.

Какие альтернативы?

Развитие обрабатывающей промышленности, высоких технологий энергосбережения, наконец, оптимизация самого топливно-энергетического комплекса. Сегодня в электроэнергетике страны ограничения по выдаче мощности составляют около 28 млн киловатт. Ограничения связаны с дефицитом сетевых ресурсов – недостаточно ЛЭП, чтобы в полном объеме выдать вырабатываемую электроэнергию. Электросетевое строительство может даже при имеющихся мощностях дополнительно дать 12-15 млн киловатт. Получается, что мы вводим генерирующие мощности, а сетевые отстают. Хотя именно они доставляют электроэнергию населению. Вместо того чтобы заботиться о собственном населении, мы строим магистральные объекты, ориентируя их за границу.

Получается, мы, вместо того чтобы извлечь какие-то уроки из трагедии и качественно переосмыслить свои дальнейшие планы, продолжаем упорно двигаться в прежнем направлении?

Наша беда в том, что приоритеты собственника никак не соотносятся с реальными потребностями общества. Частные собственники, управляющие этим бизнесом, исходят из интересов прибыли, а эти интересы рыночно ориентированы и никак не соотносятся с общими. Скажем, любая инфраструктура с точки зрения рыночной оценки неэффективна, не работает на прибыль. Она отдается государству. И государство берет на себя ЛЭП, подготовку ложа будущего водохранилища, обеспечение безопасности… Вот пример: авария – и Русгидро не может справиться без помощи государства. Это не только в энергетике – в других отраслях (в нефтегазовой, горнопромышленной, золотодобывающей промышленности) та же ситуация. Но электроэнергетика – самый яркий пример. Реформа отрасли Чубайсом как сделана? Генерирующие мощности отделены от мелких, неприбыльных. Убыточные выведены из структуры крупных компаний. Сетевые также отделены от генерирующих, ну и так далее. Получается, собственник пытается снять сливки, а затраты финансировать некому. Отсюда и низкая эффективность.

Нужно учиться

Призывы, а точнее, уже установка на скорейшее достраивание Богучанской ГЭС, на то, чтобы как можно скорее разобраться со строительством Эвенкийской ГЭС, не приведут к тому, что в спешке напортачим?

Говорить о спешке про Богучанскую ГЭС – это нонсенс! Она строится уже 30 лет – своеобразный рекорд долгостроя. Тем не менее спешка является реальной угрозой и здесь. Проект ГЭС образца 1979 года до настоящего времени нигде, по сути, не был официально рассмотрен. До сих пор нет результатов государственной экспертизы. Оценка воздействия на окружающую среду до сих пор не прошла общественного обсуждения. Теперь экспертизу и не будут проводить: не до этого. Но дело же не только в формальной стороне. Дело в том, что там реально есть масса проблем – технических, экологических, экономических. Спорными являются вопросы компенсации ущербов. Население получает минимальные компенсации, при этом не идет речь о возмещении долговременных неудобств и издержек, связанных с постоянной, более 20 лет не реализуемой перспективой затопления водохранилища. Мы пытались поставить вопрос о возмещении морального ущерба, предлагали руководству станции в добровольном порядке (юридически это не прописано) сделать шаг навстречу людям – нас не услышали.

Есть технические проблемы: плотине 30 лет, какие за это время прошли там процессы, какой строитель осмелится дать гарантию надежности?

Как я понимаю, по Эвенкийской ГЭС вопросов еще больше?

Это еще более крупный, более масштабный объект, строительство которого будет осуществляться в более суровых климатических условиях.

Не нужно забывать, что Эвенкийская ГЭС – не новый проект, в титульных списках строительства он фигурирует еще с 50-60-х годов прошлого века и известен под названием «Туруханская ГЭС».

Серьезная эколого-экономическая экспертиза данного проекта была проведена комиссией СО РАН  в 1988 году, и было получено отрицательное заключение.

С моей точки зрения, совершенно не прописано, куда пойдет эта энергия, туманно сказано, что в Тюменскую область. Не в полной мере учтены затраты на сетевое строительство – это проблема всех энергетических проектов: оценивается только производственная часть и ее окупаемость. Но любая энергогенерирующая мощность требует огромной инфраструктуры. Если эти затраты не учтены – соответственно, завышается эффективность.

Есть еще экологическая составляющая – как с ней дело обстоит?

Не учитываются в полной мере и экологические ущербы. Сегодня законодательство в сфере лесных, земельных, водных ресурсов развернуто так, чтобы снять барьеры для бизнеса. Кадастровые оценки занижены в десятки раз по сравнению с теми, которые делались в 90-е годы. К примеру, ущерб по земельным ресурсам в зоне строительства Богучанской ГЭС был оценен в 20 млрд рублей – теперь он оценивается в 200 млн.

Экологи говорят еще и о такой проблеме, как отсутствие комплексного подхода в оценке воздействия на окружающую среду. Оценивается влияние одного объекта – станции, а строить предполагается, кроме станции, целую группу крупных промышленных предприятий. Их влияние не оценивается.

Да, есть и такая проблема. Но я все-таки больше оцениваю ситуацию с экономической точки зрения. Конечно, энергию производить надо, никто в мире пока не отказался от гидростроительства. Но совершенно разная эффективность, когда энергия используется на месте или когда она передается на большие расстояния. Мировая практика показывает: при всех достижениях технического прогресса нигде электроэнергия не передается на дальние расстояния, кроме России. В мировой экономике перетоки энергии занимают не более трех процентов от всего производимого объема. Все стараются создавать производственные комплексы на месте. Передача электроэнергии на расстояние свыше 1 000 километров экономически нецелесообразна. В советское время, когда начинали строить Богучанскую ГЭС, сначала планировали строительство мощных энергоемких предприятий – металлургических, деревообрабатывающих. Позже, в 90-е годы, когда экономика находилась в кризисе, рассматривали вариант экспорта в Китай. Когда посчитали – оказалось, что потери энергии колоссальные. Кроме того, Китай отказался покупать энергию по той цене, по которой ему предлагали. Сейчас планируются местные потребители – алюминиевый завод, целлюлозный комбинат, вроде проблема решена.

А вот по Эвенкийской ГЭС вопросы остаются. Местные потребности нефтегазодобычи не так велики, а передавать в Тюменскую область, чтобы закрыть потребности нефтегазового комплекса на Ямале, – это, повторяю, крайне невыгодно экономически.

Вместо того чтобы использовать энергию на месте, мы ее отдаем соседям – это напоминает по-прежнему колониальный подход…

Мы в советское время называли Сибирь колонией, но тогда все-таки строились машиностроительные, металлургические предприятия, целые промышленные комплексы. По сравнению с теми временами мы теперь – колония вдвойне: из нас по-прежнему выкачивают сырье, только теперь этим процессом управляют частные компании, сидящие в офшорах и качающие прибыль. Машиностроения сегодня нет вообще, а без машиностроения страна не имеет будущего.

Николай Георгиевич, почему мы так зациклились на гидростанциях? Нет никаких других эффективных возобновляемых источников электроэнергии?

Перечень не такой уж и длинный. Технологии экологически эффективных способов производства электроэнергии известны, но, к сожалению, они не способны закрыть сколько-нибудь заметную долю потребностей. Их надо развивать, конечно. Например, бесплотинные ГЭС, ветроустановки. В Европе – в Голландии, Испании – ветряные установки занимают довольно значительную долю в электроэнергетике. Но, на мой взгляд, в обозримой перспективе нам все-таки не уйти от крупных гидроэлектростанций.

Исходя из полученных уроков, как все-таки должен измениться подход к развитию энергетической отрасли в России?

Я еще раз присоединяюсь к критикам реформы – она была проведена ошибочно. И в первую очередь сегодня нужно менять систему управления отраслью. Нельзя не понимать, что энергетика – важнейшая сфера жизнеобеспечения, ее нельзя отдавать на откуп. Зарубежный опыт подтверждает этот тезис.

Мы же дробим единый комплекс, сокращаем затраты на создание энергетической инфраструктуры и обеспечивающих комплексов. В настоящее время в России остаются возможности исправить положение. В собственности государства находится треть генерирующих мощностей, основные электрические сети, диспетчерские управления. Наличие проправительственного большинства в парламенте, кратная девальвация фондового рынка позволяют провести оперативные меры по консолидации активов. Необходимы лишь воля государства как заинтересованного собственника и компетентный, дееспособный центр для разработки и реализации необходимых решений.

Прежде всего, нужно отказаться от ставки на прибыль. Необходимо прописать в уставах энергокомпаний приоритет надежности, прописать ответственность за обеспечение этой надежности. Кстати, региональные органы власти вполне способны решить эту задачу, здесь даже не нужно ждать каких-то специальных актов на федеральном уровне. В Башкортостане, Татарстане, Иркутской области блокирующие пакеты акций энергокомпаний находятся в руках региональной власти. К тому же пришли Москва, Санкт-Петербург. Нужна независимая экспертиза затрат – производственных и непроизводственных. И обязательно экспертиза проектов новых объектов.

Если говорить в целом, нужно уходить от сырьевой экономики, в том числе энергосырьевой.

Как по-вашему, есть реальные подвижки во власти в сторону изменения подходов?

Если судить по реакции и действиям правительства, пока не похоже.

Геннадий Васильев, "Вечерний Красноярск", 17 сентября 2009 г.

Досье

Николай Георгиевич Шишацкий

Родился 19 декабря 1950 г. в г. Челябинске.
В 1973 г. окончил Новосибирский государственный университет по специальности «экономическая кибернетика».
В 1976 г. окончил аспирантуру Новосибирского государственного университета.
В 1981 г. присуждена ученая степень кандидата экономических наук.
В 1977-1984 гг. – научный сотрудник Красноярского отдела Института экономики и организации промышленного производства Сибирского отделения Российской академии наук (ИЭОПП СО РАН).
С 1984 г. по настоящее время – заведующий Красноярским отделом ИЭОПП СО РАН.
С 1985 г. – заведующий кафедрой социально-экономического планирования Института экономики, управления и природопользования Сибирского федерального университета (по совместительству), с 2001 года избран ученым советом университета на должность профессора.