На Томи хотят достроить проблемную Крапивинскую ГЭС

В 2021 году стало известно о планах возобновить остановленную в 1980-х стройку Крапивинской ГЭС на Томи. Соглашение о сотрудничестве по завершению строительства губернатор Кузбасса подписал сразу с двумя крупными компаниями — РУСАЛ и РусГидро. Сейчас проект достройки проходит процедуру оценки воздействия на окружающую среду (ОВОС). Власти обещают рабочие места и переход на зеленую энергетику. Гидрологи, биологи и экологи заявляют: строительство и работа ГЭС окажет сильное воздействие на экологию и несет опасности для жителей Кемеровской и Томской областей. Какой вред Томи может принести достройка ГЭС и какие опасности несет ее работа для жителей?

С чего начиналось

Строить Крапивинскую ГЭС на Томи решили в 1970 году. Тогда специалисты правительственной комиссии заявили, что улучшить ситуацию в бассейне Томи поможет лишь создание водохранилища и очистных комплексов.

“Гидроузел был запроектирован еще в 1970-х годах, проектным институтом из Алма-Аты. Проблема была в том, что не было воды чистой ни в Кузбассе, ни тогда еще в Томске. Там (в Кузбассе – прим. ред.) промышленный район, уголь добывают: много шахт, разрезов, карьеров, заводов, поэтому воды не хватало. Томь на тот момент была признана самой грязной рекой в СССР, — рассказывает завкафедрой гидрологии ТГУ, доктор географических наук Валерий Земцов. — И решили, чтобы обеспечить промышленность и население городов, где пили плохую воду, запроектировать гидроузел”.

Планировалось, что водохранилище длиной 133 километра и шириной 30 километров в составе гидроузла вместит в себя почти 12 кубокилометров воды. Вода в нем должна была накапливаться весной, а расходоваться в течение года. ГЭС по проекту вырабатывала бы в год в среднем 1,89 млрд кВт в час, а ее мощность оценивалась в 300 Мвт.

“Водохранилище должно было появиться посредине бассейна реки. Где-то на 133 км ниже водохранилища находилось бы Кемерово, на 385 километров ниже — Томск. Это водохранилище должно было давать воду для населения, а в бассейне Томи живет около трех млн человек. Еще одна задача была — разбавление стоков. Потому что огромное количество их текло вниз по реке — и промышленных, и коммунальных”, — говорит гидролог.

Стройка началась 1975 году, но в конце 80-х годов ее остановили. Причин было несколько — отсутствие финансирования, отрицательная оценка экологов, протестовало население региона, “шахтеры стучали касками”. На тот момент гидроузел построили на 60%. Под ложе будущего водохранилища уже вырубили 42 тысячи гектаров леса, из двух десятков сел и деревень в зоне предполагаемого затопления переселили более трех тысяч человек, в земляную плотину намыли 2,5 млн кубических метров грунта. На Томи близ гидроузла появился и вырос поселок Зеленогорский, который заселяли работники стройки. Сейчас все 300 с лишним тысяч кубических метров бетона, составивших конструкции будущей ГЭС, заброшены и стали местной достопримечательностью — сюда приезжают туристы ради красивых фотографий.

“Строили-строили, в конце концов началась “перестройка”, в 89 году гидроузел бросили. Осталась плотина, которая сейчас разрушается, она не законсервирована и властям надо что-то с ней делать. Закрыли проект, потому что плотина и водохранилище не могли решить задачу, которая перед ними ставилась — снабдить чистой водой”, — объясняет Валерий Земцов.

Закрыли проект, потому что плотина и водохранилище не могли решить задачу, которая перед ними ставилась — снабдить чистой водой, — Валерий Земцов, гидролог

Чтобы собирать чистую воду, в верхнем бьефе реки должны были построить более 40 очистных сооружений, но к 89 году, по данным открытых источников, их появилось лишь пять. “Ученые разбирались, насколько соответствует стройка проектам. Чтобы вода была чистая, нужно было построить несколько десятков очистительных комплексов, целую систему в несколько водохранилищ. Очистные сооружения на предприятиях выше по течению должны были быть. Тогда бы вода потекла чистая и водохранилище работало бы как сливной бачок в реку на нижнем участке — в Кемерове, Томске. Путем попуска из водохранилища в период межени, при низкой воде, когда химия вся течет. Хотя на самом деле химия течет и при высокой воде, — отмечает ученый-гидролог. — Ну вот, разбавили воду и концентрация снизилась. Но эта проблема с грязной водой всплыла еще тогда. Плюс там еще трясет хорошо, землетрясения. Поэтому решили закрыть всю эту дискуссию и постановление правительства даже вышло в 1993 году”.

Тогда решение закрепили актом Государственной экологической экспертизы, которая признала проект несостоятельным. После власти Кемеровской области и частные инвесторы несколько раз возвращались к вопросу о том, что делать с брошенной ГЭС — достроить, законсервировать или демонтировать. В 2012 году компания En+ Group (большая часть компании тогда принадлежала бизнесмену Олегу Дерипаске) хотела возобновить строительство. Этот вариант рассматривали как дополнительный источник электроэнергии, нужной для модернизации “Новокузнецкого алюминиевого завода”. Обсуждение возобновления строительства проходило в Томске при поддержке Общественной палаты РФ. Тогда против строительства высказывались сами власти Кузбасса, ученые-биологи и гидрологи, которые отмечали, что вопрос должен стоять о ликвидации ГЭС, а не о достройке. Против были и власти Томска, позицию которых доносил тогда еще депутат Иван Кляйн. От идеи отказались.

Возвращение к проекту

В конце 2020 года губернатор Кузбасса Сергей Цивилев в Госдуме при обсуждении перспектив развития гидроэнергетики в России презентовал проект завершения строительства Крапивинской ГЭС. По оценкам Цивилева, на достройку узла нужно 45 млрд рублей, к проекту он планировал привлечь частных инвесторов. Позже Кемеровская область подписала соглашение о сотрудничестве по достройке ГЭС с компанией “РусГидро”, которая обследовала состояние сооружений и сообщила, что достроить гидроузел возможно. Позже компания актуализировала проект и увеличила предполагаемую мощность ГЭС до 345 МВт. Сейчас проектный институт «Ленгидропроект», который входит в структуру компании, подготовил проект оценки воздействия на окружающую среду. Руководство компании заявляло, что им вместе с властями региона предстоит найти источники финансирования.

Также в июне 2021 на экономическом форуме в Москве Сергей Цивилев и гендиректор “РУСАЛ” Евгений Никитин подписали соглашение о сотрудничестве при достройке Крапивинской ГЭС. “РУСАЛ” планирует, что за счет мощностей ГЭС можно будет провести модернизацию Новокузнецкого алюминиевого завода и перевести его на электричество от ГЭС.

В РусГидро презентовали проект так: “Помимо выработки экологически чистой, возобновляемой электроэнергии, завершение строительства Крапивинской ГЭС даст позитивный эффект для экологии и экономического развития региона. Водохранилище станции позволит регулировать сток реки Томь, накапливая воду в половодье и срабатывая ее в маловодные периоды года. Благодаря этому, качество воды в реке существенно возрастет. Водохранилище станет резервом чистой воды, обеспечивающим надежное водоснабжение, а также защитит территории Кемеровской и Томской областей от паводков. Проектом гидроузла предусмотрена дорога по гребню плотины, которая придет на смену паромной переправе”.

В РУСАЛЕ отмечали, что достройка ГЭС поможет развивать в регионе энергетическую отрасль и провести диверсификацию экономики региона, уйти только от угледобывающей промышленности. Ранее премьер-министр Мишустин заявлял, что государство выделит Кемеровской области 51 млрд рублей на поддержку сфер производства, не связанных с угледобычей. Губернатор Кузбасса в октябре 2021 года заявлял, что планирует завершить строительство Крапивинской ГЭС в течение пяти лет.

“Рая, скорее всего, не будет”

Несмотря на уверенность кемеровских властей и представителей бизнеса в успешности проекта и его пользе, скепсис по-прежнему выражают ученые. Они считают, что достройка ГЭС при недостаточном изучении может навредить экологии и безопасности жителей Кемеровской и Томской областей.

Доктор географических наук Валерий Земцов, завкафедрой гидрологии ТГУ, который много лет участвует в обсуждениях строительства Крапивинской ГЭС, уже познакомился с проектом оценки воздействия на окружающую среду, подготовленным институтом “Ленгидропроект”. Ученый оценил его как поверхностный и нуждающийся в доработке.

“Какие проблемы в нем явно не рассмотрены, а должны быть? Первое — неизвестно по-прежнему, сколько воды вообще можно накопить в водохранилище. Чтобы это узнать, нужно провести так называемый водохозяйственный баланс. Узнать, сколько воды есть в верховьях и сверить с тем, сколько нужно. Его никто никогда не считал, не исследовал в подробностях. То есть нужно составить водохозяйственный баланс — куда, сколько, когда воды. Посчитать, сколько весной можно накопить, сколько в межень. Может случится как: вот это гидроузел позволяет накопить воду, накопили, а потом ее хватит или не хватит тем, кто ниже по течению? С точки зрения томичей это важно знать — как они собираются распределить эту воду, которая накопится. Копится она каждый год, весной накапливается, летом и зимой срабатывается (сбрасывается из водохранилища — прим. ред). Может случиться так, что у нас потом в половодье река не будет течь. <…> Нам надо знать, что в Томске будет. У них, допускаю, что будет хорошо. Водоем, купаются люди, катаются на лодочках. Здесь написано, что рай наступит, но рая, скорее всего, не будет. Они говорят, что будет судоходство по Томи, но за счет чего, если воды не будет?”, — объясняет ученый.

Еще одна проблема, которая не просчитана в проекте — как при функционировании ГЭС ниже по течению будет проходить ледоход, какие могут быть сценарии образования заторов.

“Они пишут, что заторов не будет. Хотя на таком участке льда собирается много. После плотины ниже по течению образуется полынья, которая будет тянуться километров на 40-60 при сбросах воды. Вот в Красноярском крае сейчас от Дивногорска до самого Красноярска и даже дальше вообще не замерзает Енисей зимой, пар, ничего не видно. Если на Томи будет полынья даже по минимуму в километров 40, в ней будет накапливаться внутриводный лед. Холодная зима, вода замерзает, снаружи его нет, а внутри потока он есть. Он накапливает такие тромбы, сгустки и может способствовать возникновению заторов. Внутриводный лед забивает течение, намерзает и приходит лед, который на поверхности. То есть это все надо просчитывать, сколько какого льда скопится, не будет ли в Томске еще больше заторов, чем было раньше. При этом воды, которая проталкивает заторы, мало”, — говорит гидролог.

В качестве примера подобного затора ученый приводит 2010 год, когда в Томске затопило дамбу, а уровень воды поднялся на 10,87 метров. Тогда в результате ледовых заторов затопило село Черная Речка, вода переливалась через федеральную трассу Томск – Новосибирск, размывался участок дороги Томск – Ярское. От половодья, по официальным оценкам, пострадали больше 1 700 жителей региона.

“Теперь МЧС заранее все взрывают на протяжении многих десятков километров, чтобы не скопился лед. Это большая проблема, каждый год ее пытаются решать — летают вертолеты, дроны, все изучают в апреле, когда идет половодье. Лед идет по реке, притаскивает его порциями, где-то останавливается, появляются заторы, уровень воды растет, потом дальше проходит. В Томске кульминация происходит, лед измельчают. Это каждый год случается при большом подъеме воды. А тут (при работе ГЭС — прим.ред) будет при малом подъеме воды все равно какое-то количество льда образовываться, плюс еще внутриводный лед, может случиться зажор так называемый. Когда лед на поверхности — это затор, а когда внутри на русле — это зажор. Эффект от него — подъем уровня воды. Потом воды может быть совсем мало, поэтому неизвестно совсем, какой сценарий будет от этого заторообразования. Никто, естественно, это не рассматривал и этим не интересовался”, — объясняет Валерий Земцов.

Не просчитаны, по словам ученого, и сценарии аварийных ситуаций, которые могут случиться при землетрясениях разной природы. Место, где находится Крапивинская ГЭС, относится к сейсмоактивной зоне, кроме того, нередки в Кузбассе и техногенные землетрясения. Например, в 2013 году у самого большого угольного разреза региона Бачатского (от Бачатского до Зеленогорского около 160 километров) случилось землетрясение, которое ученые из Алтае-Саянской геофизической службы СО РАН оценили в 6,1 баллов. Его называют одним из самых крупных в истории техногенных землетрясений.

“Взять проблемы, связанные с разрушением водохранилища. Надо разбираться, усиливается или нет сейсмичность. Место водохранилища — это зона, подверженная землетрясениям. Есть и техногенные землетрясения. Они роют (уголь — прим. ред.), в результате сдвигаются земные слои, происходят землетрясения. Может быть, эта гравитационная насыпная плотина выдержит. Но, с другой стороны, если что-то произойдет, самое плохое, если будет наполнено водохранилище, а оно в той или иной мере наполнено всегда, кроме как ранней весной или поздней зимой. И тут волна метров 15-20 высотой, допустим, начнет сдвигаться вдоль реки. Это надо рассчитать все, даже сценарии различные, при каком наполнении, как это сбросится и какие разрушения будут ниже по течению. Они обязательно будут и в Томске. Пусть, даже волна не 15, а 10 метров пойдет, все равно это много, учитывая, что 10 метров — это максимальный паводок, который у нас был”, — говорит ученый.

Также, по словам Земцова, нет в проекте поправок на изменение климата, в связи с которым воды в Томи становится меньше, но это проявляется не во все сезоны года.

“Потом еще биологи имеют большие претензии по водохранилищу. Затопят большую площадь под него, это вклад в парниковый эффект. Там торфяники есть, лес не вырубят до конца. Несколько лет будут плавать деревья, гниение, выделяется метан в атмосферу. После, когда водохранилище станет чистым от остатков органики, могут быть внутриводоемные процессы, они бывают менее опасные. Тогда, когда начинали строительство, людей отселяли с территорий, где планировалось водохранилище, вырубали лес, очищали ложе водохранилища. Сейчас деревья уже снова выросли, 30 лет прошло, народ начал осваивать территорию, заселяться”, — говорит Земцов.

Ранее доктор биологических наук, завотделом экологии растительных ресурсов института экологии человека СО РАН Андрей Куприянов заявлял, что затопление огромной площади земли под водохранилище, может повлиять на качество почвы в регионе. “Там земля глинистая, все заболотится. Там будут тонуть, все зарастет ивняком — и никакой пользы для населения не будет. И потом, водохранилище изменит микроклимат. Полностью будет уничтожен хариус, остатки тайменя, полностью будут нарушены нерестовые возможности рыбы”.

С технической точки зрения, отмечает гидролог, в проекте не рассчитан объем полезной емкости водохранилища. Он с течением времени может уменьшаться из-за гравия и песка, которые приносит речной поток.

“Водохранилище заполняется со временем рыхлым материалом, который переносит река. Прогнозы обычно бывают, что быстро эти процессы проходят, несколько лет и все. Но вот Новосибирское водохранилище действует уже лет 80, там до сих пор размываются берега, материал оседает в чаше водохранилища и уже в нем не осталось полезной емкости. То есть уменьшается объем чаши и объем воды, которая может накопиться, выработка электроэнергии падает, уже смешное количество осталось. Водохранилище там больше негатива имеет, чем позитива. Много земель сельскохозяйственных там затоплено и так далее. Здесь (на Крапивинском гидроузле – ред.) тоже берега будут разрушаться сильно”, — разъясняет ученый.

Из отдаленных опасений, которые могли бы возникнуть с постройкой ГЭС на Томи, возможность реализации давней идеи перенаправления сибирских рек (Оби, Иртыша, Тобола и других) в засушливые регионы Казахстана и Средней Азии. Это один из самых крупных и неосуществленных проектов 20 века. “Пока к этой идее не возвращаются. Хотели взять воду из Оби, например, и пустить на юг через Алтай в Среднюю Азию, то есть сделать переброску стока. И один из потоков переброски стока может быть через это водохранилище, раз оно есть. И если вода будет чистая, ее можно будет продать куда-то на юг. Тогда у нас вообще не будет воды”, — говорит Валерий Земцов.

В целом сейчас с идеей достройки встают все те же проблемы, которые обнажились, когда в конце 80-х годов прошлого века стройка закрывалась, говорит ученый. Нынешний проект оценки воздействия рассматривали в Томской области в декабре. Предполагается, что его должны одобрить все регионы, которые могут иметь потенциальные последствия от реализации. Сейчас список вопросов к проекту Облкомприрода передала разработчикам — институту “Ленгидропроект”.

“Написали вопросы, которые я озвучил, плюс еще по рыбному хозяйству и затоплению поймы от биологов. Можно предполагать, что у нас окажется достаточно маловодный поток без половодья, подверженный непонятным заторам. И река как таковая может дойти вплоть до полного изнеможения, и вода может быть грязная. Весной половодья почти не будет, не будет этой красоты с ледоходом, все будет перехватываться, будет течь гадость, коммунальные фекалии из Кемерова, если у них очистные не будут работать. На эти все вещи нужно обращать внимание”, — резюмирует ученый.

Хотя Валерий Земцов не отрицает, что при широком взгляде на проект с точки зрения гидрологии, при условии его проработки, он мог бы получиться позитивным. “Водохранилище накапливает воду весной, когда ее много, потом эту воду выпускает постепенно летом, зимой, наводнений не будет. В идеале, если все будет просчитано”.

“Но как это всегда у нас говорят: “хорошая идея, но надо исследовать”. Потом никто не исследует и начинается “ой-ой-ой”, — шутит Валерий Земцов. — Очень низкая вероятность, что этот проект могут зарубить, потому что у него сильная поддержка в Москве. И губернатор Кемеровский заинтересован очень. Главное – учесть последствия, а то выйдет, как в старом анекдоте “либо ишак умрет, либо халиф умрет, либо я умру”.

“Выгоднее строить пирамиды из остатков угля”

В больших экологических последствиях от строительства Крапивинской ГЭС для реки и жителей вдоль нее уверен эколог, координатор международной коалиции “Реки без границ” Евгений Симонов*, который критикует проект. Он считает его реваншистским и уверен, что появление ГЭС не сможет принести большую экономическую выгоду для Кузбасса, не создаст оправданное количество рабочих мест, а электроэнергию, полученную на станции, нельзя будет назвать “зеленой” или “чистой”.

“Благо ли плотинная ГЭС? Смотря для кого. Для компании РУСАЛ — это благо, потому что дает возможность говорить, что при выработке электроэнергии, которую потребляют ее заводы, не происходит существенной выработки парниковых газов и это не влияет негативно на изменение климата, но это неверно. Что касается остальных участников процесса, прямо скажем, как посмотреть. Обычно создание ГЭС — это огромный стресс для региона по понятным причинам. Потому что перегораживается река, нарушаются естественные процессы, нарушается естественный ток как воды, так и наносов. Возникают крупные новые водные тела, которые похожи на озера, но ведут себя как водохранилища, которые регулируют — когда нужно повышают и понижают уровень. Это приводит к огромной нестабильности территории, большому гниению органики (почвы, растительности) затопленной на дне, выработке метана. А метан — парниковый газ, в 86 раз более опасный в первые десятилетия, чем углекислый газ, о котором мы обычно говорим. Первые 20-30 лет существования водохранилище будет вырабатывать очень существенные парниковые газы. С моей точки зрения, это не самые страшные его последствия, а самые страшные это — убийство реки. По реке прекратится миграция рыбы, начнется перестройка экосистемы в гораздо более бедную, вода в водохранилище, скорее всего, будет цвести долгое время, по ней будет плавать огромное количество разлагающейся древесины и торфа, который всплывет, в водохранилище будет скапливаться все то, что течет в него сверху. С точки зрения местного населения, или охраны природы, или борьбы с изменением климата — это имеет очевидные кричащие минусы”, — рассказал Евгений Симонов в интервью кемеровскому экоактивисту Антону Лементуеву.

Не понимает эколог и целесообразности строительства ГЭС с точки зрения энергетики. По его словам, 340 МВт электричества — очень малое количество, которое можно было бы экологично получить с помощью солнечных или ветровых электростанций. Для сравнения Евгений Симонов приводит проект Богучанской ГЭС на Ангаре в Красноярском крае, которую также начинали строить в 1974 году, затем приостановили и достроили в 2000-х. Там также при значительной площади затопления земель и влиянии на среду есть возможность выработать гораздо больше энергии — 2997 МВт.

“Сейчас это водохранилище (при Богучанской ГЭС — прим. ред.) является одним из главных источников парниковых газов по той причине, что в первое десятилетие, как я и говорил, там все гниет. Энергию от него не очень есть куда девать, потому что бешеная постройка новых алюминиевых заводов по разным причинам затормозилась. И вообще у сибирских ГЭС много запертой энергии. Но в результате достроили, галочку поставили, создали еще один источник “чистой энергии”. Но естественно, что для “РУСАЛа” многие мегаватты Богучанской ГЭС были очень полезны. А 300 МВт — это ни о чем. У них там стоит заводишко, который работает на угольной энергии, им надо притвориться, что он работает не на ней, потому что угольная энергия сейчас политически не комильфо, — считает эколог. — Еще что важно: даже у гидроэнергетиков, которые в среднем по госпиталю ребята очень бессовестные и толкающие свою устаревшую технологию как дружественную климату, у них тоже существуют стандарты. Так вот, один из стандартов, говорящих, хороша ГЭС или плоха — деление количества вырабатываемой энергии в единицу времени на площадь создаваемого водохранилища. Это один из показателей интенсивности природопользования. Так вот, Крапивинская ГЭС с 300 МВт и почти ста тысячами затопленных гектар — она никуда по этим критериям не пройдет”.

Нет смысла и в создании на Томи так называемого “туалетного бачка” в виде водохранилища, которым разбавляют концентрацию загрязнений, текущих по реке. Рациональнее, по мнению Евгения Симонова, было бы снижать риски загрязнений реки в местах выбросов, точечно.

“Есть бредовая идея о том, что водохранилище существует для того, чтобы одновременно разбавлять загрязнения в реке Томь. То есть речь идет о том, что еще больше дерьма сливается в Томь, ниже по течению, чтобы это дерьмо не было так концентрированно, мы будем, когда надо, открывать затворы и широким потоком его разбавлять. Это теория ниже пояса. В тех местах, где реки уже урегулированы, действительно, приходится идти на такие шаги, но это вынужденный шаг в тех местах, где на реках стоят десятки плотин, там нет другого способа получить какой-либо разбавляющий поток. А в штатном режиме водохранилища для этих целей не строят. Есть четкое понимание, что снижать риски загрязнения нужно на месте выброса, а не создавать туалетный бачок выше по течению, который никого не спасет, а действием своим внесет еще большие нарушения во всю экосистему и жизнь прибрежного населения”, — считает координатор проекта “Реки без границ”.

Среди возможных опасностей для населения эколог называет также землетрясения, которые могут вызываться в том числе заполнением или опорожнением недавно созданного водохранилища. Само по себе появление водохранилища также может вызывать процессы в почве, считает Симонов. В 2018 на Бурейской ГЭС на Дальнем Востоке сопка, стоящая на берегу, съехала в водохранилище и перекрыла реку, питающую его. Часто в оживленных районах на создание водохранилища накладываются минеральные разработки и другие виды деятельности человека.

“Я не знаю, каков процент этой вероятности прорыва водохранилища, но вероятность всегда есть, учитывая наличие техногенных землетрясений в регионе. Необходимо требовать, чтобы эта вероятность была просчитана, а люди ниже по течению ясно понимали, с каким риском они имеют дело”, — говорит эколог.

С точки зрения экономики, проект не выдерживает критики, считает координатор коалиции “Реки без границ”. В ответ на заявления властей Кузбасса о создании новых рабочих мест он приводит в пример поселки, которые создавались при строительстве большого каскада ГЭС на Иртыше в восточном Казахстане. В одном из них тогда жили 80 тысяч человек, теперь 8 тысяч. “Ничего не развивается, люди бегут, а чиновники рассуждают, надо его лишать статуса города или нет. Пока ты что-то строишь, у тебя все бурлит, нужны люди, чтобы месить цемент, класть кирпич. А чтобы эксплуатировать ГЭС нужно примерно в сто раз меньшее количество людей, потому что нормальная современная автоматизированная ГЭС средних размеров требует от 15 до 40 человек персонала”, — говорит Симонов.

Диверсификации экономики Кузбасса, сосредоточенной на угольной промышленности, появление ГЭС также не поможет, уверен эколог. Замена должна давать какие-то значимые экономические блага, способные заменить угледобычу — создавать новые рабочие места, поддерживать новые производства.

“Со всех этих точек зрения ГЭС сильно проигрывает. Единственный выигрыш, что ее будут долго строить много людей. С этой точки зрения куда более выгодный проект — это построение на трупе угольной промышленности пирамиды из остатков угля для привлечения туристов в регион, — иронизирует Евгений Симонов. — Экологические последствия меньше, занятие для Кузбасса куда более профильное. Владельцы угольных разрезов подключатся, это будет иметь огромный экономический эффект. Нужно строить не просто пирамиду, а максимально воссоздать египетские технологии, но из угля. Любители инноваций потянутся. Если подумать, степень осмысленности создания Крапивинского гидроузла меньше, чем то, что я сказал с точки зрения разумной диверсификации экономики. <…> Главное, с чем они отказываются работать, понимание, что когда-то по причинам, подтвержденным тогда еще качественной экологической экспертизе, этот проект был отклонен. И это поддержали широкие народные протесты. А сейчас такой экспертизы нет, но нет и гарантии, что народ не будет реагировать, потому что проект объективно сильно увеличивает риски для населения в двух регионах. Рано или поздно, к сожалению, обычно поздно, население просыпается и говорит свое слово”.

Елена Бронникова (ТВ-2)