Эксперт: история ГЭС на Селенге может перерасти в трансграничный водный конфликт

В Бурятии в самом разгаре общественные слушания предварительных вариантов техзаданий строительства ГЭС на территории Монголии. В качестве независимого эксперта в них участвует гидротехник Артур Алибеков. К каким последствиям может привести реализация проекта, какие альтернативы строительства ГЭС имеет Монголия и какие основные требования российские экологи выдвигают  инициаторам, он рассказал на встрече с журналистами республиканских СМИ. Подробности – в материале ИА «Восток-Телеинформ».

– Артур Билалович, расскажите, пожалуйста, предысторию вопроса. Откуда взялся проект строительства монгольских ГЭС на Селенге?

– История началась еще в советский период. В 1960-е годы на территории союзных республик, а также в Монголии изучался гидропотенциал. Затронули исследования и реку Селенга. А его результаты стали базовыми для развития гидроэнергетики и основой для запуска ряда проектов. Советский союз не реализовывал проекты в Монголии, как сейчас говорят представители Монголии. Оценка гидропотенциала- это обычный процесс, который проводился повсеместно и СССР не инвестировал в реализацию проектов в Монголии никаких средств.

Между тем, сама Монголия много раз говорила о планах по строительству ГЭС. Это всегда было на повестке дня и предметом общих дискуссий. Однако с 2012 года проекты в бассейне реки Селенга  перешли в предметную область, стали осязаемыми работами. Стартуют процедуры оценки воздействия на окружающую среду и есть инвестор проектирования, а именно Всемирный банк. А это – дополнительный импульс, за счет которого монгольская сторона взялась за более детальное изучение проектов.

– Как Вы оцениваете организованные в Бурятии общественные слушания?

– Общественное обсуждение в России – достаточно высокое достижение. Шаги монгольской стороны надо приветствовать. При этом нужно разделять такие понятия как власти Монголии, а именно правительство, и собственно инициаторов строительства ГЭС в лице группы МИНИС, которые представляют бизнес-сообщество. Это необходимо для того, чтобы не было национальных межгосударственных казусов.  То, что слушания проходят на территории России – позитивный сигнал. Конечно, это нельзя назвать в прямом смысле доброй волей инициаторов, они сопротивлялись сколько могли, понимая, что так или иначе это приведет к увеличению сроков, замечаний и проблем. К слушаниям их подтолкнули власти России, Монголии и Бурятии. Стороны вместе добились того, что Всемирный банк фактически обязал провести общественное обсуждение на территории России. Это соответствует всем процедурам, которые требует пройти банк, и мировой практике.

К сожалению, в вопросах трансграничных рек соблюдение интересов соседних государств всегда вызывали разногласия. В мире более 260 бассейнов рек, которые делятся между двумя и более государствами. Противоречия у заинтересованных сторон возникают в основном поскольку строительство гидротехнических сооружений приводит к изменению не только гидрологических условий, но и баланса сил в том или ином регионе. Наша роль сейчас избежать негативных последствий для России и Байкала в частности.

Российская Федерация не против развития, мы поддерживаем развитие монгольской стороны и других сопредельных государств, потому что видим в них своих стратегических союзников. Но это развитие не должно наносить ущерб национальным интересам РФ, озеру Байкал, как объекту Всемирного наследия ЮНЕСКО, одному из главных, экологических объектов России. И очень надеюсь, что инициаторы проекта разделяют эту точку зрения, и при осознании рисков остановят реализацию проекта.

-Ранее в интервью Вы сообщали о том, что Монголия имеет немало альтернатив строительства ГЭС. Можете ли Вы напомнить об основных?

– Энергетическая система Монголии построена в советский период и основана на теплогенерации. Предусматривалось, что станции, работающие на угле, будут обеспечивать базовую нагрузку, а перетоки мощности с советской стороны – покрытие пиков.  Однако если раньше покрытие происходило свободно, то сейчас за счет импорта электроэнергии, за который Монголия платит. И выставляет это экономическим обоснованием реализации нынешних проектов.

Между тем обеспечить базовую энергетику в стране может реконструкция существующих мощностей. Энергосистема Монголии значительно устарела и известна своими издержками, связанными с потерями в сетях и низким КПД. Техническое задание, на мой взгляд, должно содержать такой пункт в качестве анализа альтернатив, как повышение эффективности системы, предполагающей реконструкцию и техническое перевооружение. Власти страны сейчас этим занимается, и  даже удалось привлечь инвестиции для станций, находящихся в Улан-Баторе. Это, отмечу, повышает степень обеспеченности энергоресурсами.

Отсюда возникает еще один вопрос. Мне удалось ознакомиться прогнозами по развитию энергетики Монголии до 2030 года. Так, примерно с 1100 Мегаватт установленную мощность в 2030 году планируется увеличить до 3,5 тысячи мегаватт. Интересно, что эти прогнозы сделаны в 2012 году. Всем известно, что экономика Монголии в те годы развивалась очень динамично, рост внутреннего валового продукта, рост ВВП составлял от 13 и выше процентов. При этом, прогнозы сделаны линейные, подразумевающие, что экономика будет и дальше развиваться такими же темпами. Есть смысл предположить, что прогнозы в значительной степени завышены, потому что сейчас рост экономики всего 2%.

Также стоит учитывать то, что в прогнозе было запланировано строительство не только ГЭС, но и объектов для источников возобновляемой энергии, теплоэлектростанций. Ни от одного пункта программы развития монгольская сторона не отказалась. Темпы развития снижаются, так куда денется избыток электроэнергии?

Вторая альтернатива – новое строительство теплоэлектростанций. Мы знаем, что в  Монголии много угля. И это тоже базовая альтернатива. Нужно устанавливать современные системы очистки, золоулавливающие устройства, которые позволят соответствовать экологическим стандартам. Третья альтернатива  – развитие возобновляемой энергетики. В стране достаточно хорошие условия для развития солнечной и ветряной генерации. В году много солнечных дней, кроме этого близко Китай , где сосредоточены основные мощности по производству солнечных панелей.

Еще одной своей целью монгольская сторона называет маневрирование мощностью.  В течение дня она нужна в разном объеме. Утром включаются приборы, свет, потребление подскочило. Днем мы работаем, все стабилизируется, вечером, когда  возвращаемся домой, снова происходит скачок. По базовому закону электроэнергетики потребление всегда должно равняться производству. И действительно гидроэнергетика предоставляет в этом плане определенную услугу. Однако ей есть еще одна альтернатива для Монголии -  строительство гидроаккумулирующей электростанции. Ее принцип основан на том, что создается два бассейна – верхний и нижний. Ночью, когда электроэнергия практически не потребляется станция переключается в насосный режим, гидроагрегаты поднимают воду в верхний бассейн, тем самым потребляя избыточную электроэнергию. Утром, когда потребление увеличивается, из верхнего бассейна сбрасывается вода -  вырабатывается электроэнергия. И это также должно быть отражено в ТЗ в качестве пункта по анализу альтернативных вариантов.

Это хорошая альтернатива, поскольку не обязывает перекрывать сток, и монгольской стороне нужно рассматривать этот вариант в первую очередь. Тем временем в  технических заданиях представлен обзор альтернатив, сконцентрированных в основном на выборе местоположения ГЭС – в створе 1,2,3 и 4. Но это не обзор альтернативных вариантов, а фактически – лоббирование одного проекта. Меня удивляет то, что

технические задания нацелены на строительство именно ГЭС, как единственного решения проблемы. Это ограничивает широкое видение возможностей для решения проблем.

– Вы говорите, что это лоббирование определённого проекта. Возможно ли, что он  менее затратный и просто экономически выгоден? И какая сумма требуется на строительство ГЭС и водохранилища? Владеете ли Вы такой информацией?

– Очень хороший вопрос, но на него у нас нет ответа. Даже монгольская сторона  получит точную информацию только после более детальной проработки проекта. Между тем, очень интересную статистику содержит отчет комиссии по плотинам, работавшей  с 98-го по 2000-е годы. Она пришла к выводу о том, что  на предварительных этапах практически все крупные проекты бывают переоценены с точки зрения выгод. На стадиях строительства обычно выясняются обстоятельства, которые приводят к удорожанию проектов вдвое, иногда втрое. Полностью снижается экономическая эффективность.

Инициаторы проекта стараются перепрыгнуть несколько шагов и сразу разработать технико-экономическое обоснование (ТЭО), то есть по сути проект и как можно скорее перейти к строительству. Так, даже не запланированы полевые исследования в рамках ОВОС, на основании которых должны приниматься решения об инвестировании в разработку ТЭО. Могут ли быть объективно проанализированы альтернативные варианты в таких условиях? Естественно, нет. Одно из наших основных замечаний  – исключить ТЭО на текущей стадии и отложить до оценке потенциальных экологических и социальных воздействий.

– Какова вероятность, что Всемирный банк отложит проект, если не получит одобрение России?

– Всемирный банк уже имеет практику выхода из проектов, которые считает экологически не выгодными и необоснованными. Также много раз его критиковали за финансирование опасных для заинтересованных сторон проектов. И банк не раз совершенствовал свои внутренние процедуры, чтобы снизить риски. Из своего опыта работы над проектами ГЭС в России могут сказать, что были ситуации, связанные с проблемными вопросами заповедников, коренных жителей, биоразнообразия и другие вопросы. Но я не сталкивался еще с проектами, где все вопросы поднимались в одном месте. А решение каждого из них влечет за собой риски и затраты.

Интересно, что согласно ТЗ природоохранные мероприятия инициаторы проекта планируют провести в основном в районе плотины и территории водохранилища. При этом абсолютно не предусматриваются мероприятия в районе Селенги, дельты и озера Байкал. А меры должны приниматься, например, экологические попуски, соответствующие естественным природным колебаниям реки, которые позволяют обеспечивать местообитания в пойме водой, естественный нерест.

– Можете ли Вы уже сейчас сказать, к каким последствиям приведет строительство ГЭС в Монголии?

– Пока не проведена оценка воздействия, сказать что-то трудно. Однако есть много аналогов, по которым можно немного судить о возможных последствиях для нижнего бьефа. Среди них Волго-Ахтубинская пойма. Из-за недостатка возможностей регулирования стока  она перестала обводняться. Например естественные виды растений начали вытеснять чужеродные, изменились условия нереста, резко сократились объемы вылова рыбы. Всему этому способствовали разные причины, в том числе и  гидрологические.

Пока в ТЗ монгольские коллеги не обращают внимание на эти вопросы. По их мнению, сток реки практически не изменится, но при этом важно понимать, что меняется режим и характер течения. Даже одна треть стока реки Селенга, которая формируется на территории Монголии, это немало. Вся река обеспечивает 50% поступления воды в Байкал. По  данным инициаторов проекта на территории Монголии формируется 18,5% от этого количества. Процесс наполнения водохранилищ очевидно снизит объем поступления  стока. Монгольская сторона утверждает, что это не сильно повлияет на уровень Байкала – на сантиметр, два или три, в период эксплуатации. Однако уровень озера уже снижается и даже этот вклад приведет к существенной разнице водного баланса озера.

Инициаторы проекта вероятно недостаточно представляют весь объем рисков и потенциальных проблем. Так, при относительно небольшом проекте строительства монгольских ГЭС (к примеру, в Бразилии мощность станции составляет 14 гигаватт), возможный ущерб экологии от этих проектов можно сопоставить с гигантами гидроэнергетики.  Возможно, на сложившуюся ситуацию влияет отсутствие у Монголии опыта строительства крупных ГЭС. Там существует только две малые станции и еще несколько микроГЭС. Но тем не менее, потенциал рисков необходимо представлять на ранних этапах планирования возможности размещения гидроэнергетического объекта. Поэтому важна процедура общественных консультаций, призванная указать инициаторам на недооцененные риски, которые должны быть детально проработаны и учтены.

– Чем еще опасно строительство Шуренской ГЭС?

– Строительство объекта предполагает выработку электроэнергии – гидрогенерацию. Однако в условиях, когда экономика требует водных ресурсов появление водохранилища представляет собой определенный соблазн. Еще нигде, в материалах, я не видел гарантий того, что вода Шурэнского водохранилища не будет использована для водоснабжения. И понимаю, почему инициаторы могут об этом не говорить. Ведь это  изъятие стока, поступающего в Байкал, и это будет влиять на экономические показатели проектов. Если бы инициаторы проекта объявили мораторий, и документально подтвердили, что водные ресурсы не будут использоваться ни для каких других целей, кроме выработки электроэнергии, тогда можно было бы говорить о том, что сток будет примерно соответствовать приточности. Но нет ни слова о том, что вода из водохранилища не будет использоваться  для водоснабжения в процессе его эксплуатации. И в таком случае я прошу прокомментировать, сколько воды может быть использовано из водохранилища на стадии эксплуатации и включить эти вопросы в оценку возможных негативных воздействий.

В проект МИНИС не входит третья ГЭС – Эгийн- Гол, вокруг которой также идет обсуждение. Проект реализуется сам по себе, хотя тоже находится в бассейне реки Селенга и создаёт высокие риски изменения гидрологического режима. Радует, что коллеги из Монголии включили рекомендации российской стороны о необходимости анализировать все три проекта. Но даже этого недостаточно, поскольку сейчас речь идет только о трех ГЭС, материалы о которых в высокой степени готовности. Дело в том, что в Монголии планируется еще порядка шести-восьми проектов, которые могут быть построены.

Поэтому еще одна из основных рекомендаций коллегам -  не торопиться. Я считаю, что это попытка перепрыгнуть несколько этапов, на которых, в свою очередь, должны последовательно выявляться и сниматься риски различного рода. Это пойдет на пользу как инициаторам проекта, так и заинтересованной общественности. Так как даст информационную основу для предметного обсуждения перспектив этих проектов и переговоров.

– Готова ли монгольская сторона прислушаться к нам, к тому что говорят наши специалисты? Или все-таки они уверены в том, что в любом случае начнется строительство? И какую оценку даст Всемирный банк?

– Всемирный банк придерживается взвешенной и конструктивной позиции – наблюдает и изучает. По результатам слушаний мы должны увидеть матрицу учета замечаний. Лично я подал более 100 замечаний. В первую очередь, мы рекомендуем провести отдельно различные стадии реализации проекта СЭО (стратегическая экологическая оценка), РЭО и ОВОС до разработки ТЭО проекта. Предлагаем перейти к многоэтапности – не пытаться за один раз сделать все оценки, перейти к разработке проекта и уже через два года начать строить.

– Если они все-таки проигнорируют рекомендации, какое решение может принять Всемирный банк?

– Думаю, что априори банк находится в плоскости интересов российской стороны. Он дорожит своей репутацией. Маловероятно, что он будет включаться в экологически опасные проекты. Инициаторы проекта правда могут обратиться и к другому инвестору. Если нас проигнорируют, то это будет сигналом того, что проекты лоббируются без учета мнений заинтересованных сторон и потенциальных рисков, что в потенциале является сигналом к отсутствию инвестиционной привлекательности проектов. Что мы получим потом? История трансграничной реки Селенга может перерастать в трансграничный водный конфликт. 

Общественные обсуждения технических заданий это хороший прецедент в России. При этом нужно подчеркнуть, что мы не пытаемся, как говорили коллеги, «мешать». Если мы говорим, что в рамках ОВОС обязательно требуется провести полевые исследования, это не потому что мы требуем невыполнимого. Наши предложения основаны на стандартной практике сложных проектов. Так в ТЗ предполагается, что всего 15 человек в офисе будут анализировать и давать рекомендации в рамках РЭО и ОВОС. Причем специалисты по экологическим вопросам (их всего несколько) будут работать всего 2 месяца. Тем временем необходим годичный этап полевых экспедиций и исследований широкого круга специалистов. 

– Ожидать ли нам на итоговом совещании, которое запланировано на 31 марта, первых решений от инициаторов проекта?

– Ждать каких-либо решений не стоит, потому что это такой же этап обсуждений. Организаторы подведут итоги слушаний в Бурятии и расскажут, какие замечания получены. Не думаю, что они успеют провести какую-то аналитику, так как . в настоящий момент идет просто сбор информации. Первые ответы, возможно, появятся через месяц. Если, по нашему мнению, замечания не будут учтены, мы должны будем обратиться во Всемирный банк.

Александра Шагдарова