Богучанская ГЭС: «людей ломало постепенно»

Новое произведение писателя Романа Сенчина "Зона затопления" — о судьбе уходящих под воду деревень в результате строительства Богучанской ГЭС на Ангаре. О перекличке с Распутиным, обаянии малых городов и торговле клубникой на рынке писатель рассказал "Огоньку":

Читая "Зону затопления", не вспомнить "Прощание с Матерой" невозможно. Да и на книге стоит посвящение Валентину Распутину. Только времена уже другие: Распутин предсказал гибель крестьянской Атлантиды, Сенчин пишет о ее агонии, а на смену притче о Матере приходит жесткое, почти документальное повествование. Роман Сенчин, чья судьба связана с Красноярским краем, объяснил, почему его не отпускает трагедия затопленных деревень и согнанных со своих мест крестьян.

— Зачем вы взялись за "распутинскую" тему, что в истории с Богучанской ГЭС показалось вам новым?

— Богучанскую ГЭС начали строить в конце 70-х, в начале 90-х заморозили, а в 2005 году решили достраивать. Когда я про это узнал, очень удивился. Казалось, что эра таких гидроэлектростанций, из-за которых возникают огромные водохранилища, уже ушла. В Европе, в США, наоборот, разрушают плотины, возвращая рекам жизнь. Появились новые технологии, есть атомные электростанции, хотя о них идет спор. Но гидростанции такого типа — самое чудовищное, что можно придумать. Особенно когда их строят на быстрых реках, на низменных участках земли. И вот возникает новое водохранилище на месте Кежемского района, где люди поселились еще в XVII веке, земли там плодородные, хороший микроклимат. Теперь этого ничего нет, и это печально.

К тому же, как я понял, с людьми сейчас поступили еще более жестко, чем это было во времена Усть-Илимской ГЭС, нашей Саяно-Шушенской ГЭС, где я жил, в Туве.

— Вы ведь описываете реальные истории?

— У некоторых героев сохранены реальные имена-фамилии, истории все документальные. Я там побывал в конце осени 2009 года, накануне сожжения этих деревень, встречался с переселенными в Минусинске, Красноярске, Абакане. Искал людей, которые были бы довольны переездом. Но таких не нашел. Людей переселяли со своей земли в городские квартиры по норме 18 квадратных метров на человека. По одному адресу, например, стояло до трех домов, жило 3-4 семьи, на всех дали 4-комнатную квартиру. Проезжих дорог там практически нет, все сообщение по реке, а когда люди просили перевезти старый сруб, им говорили, что слишком дорого его на паром грузить, потом везти 200 км и больше. Землю бесплатно не давали, приобретайте, говорят, по рыночным ценам. А сбережений практически ни у кого не было.

— Почему, как вам кажется, вместо того, чтобы переселять в сельскую местность, людей отправляли в города?

— Думаю, это был самый легкий путь: дать семьям по квартире и все. В советское время с Красноярским морем просто отодвигали деревни, уже, конечно, не в такие хорошие места, километров за сорок, где сразу начинается степь, но тем не менее поселки сохраняли названия, уклад жизни. А тут как будто умышленно хотели разрушить эту маленькую цивилизацию.

— Возможно, так решили потому, что нет оснований сохранять эти селения, там нет экономики…

— В том-то и дело, что деревни эти автономны, они далеко от городов, от проезжих дорог, и люди там жили своим хозяйством. Была уникальная деревня Паново, о ней много написано, жители просили дать им возможность переселиться вместе. Но нет, не пошли на это. Хотя, когда начинали строить Богучанскую ГЭС, идея перенесения поселков на другие места была, уже строили Новое Паново, Новую Кежму… Потом их разрушили. Повысили проектную мощность электростанции, соответственно, уровень воды поднялся на несколько метров, это по горизонтали несколько лишних километров. Делалось все в спешке, частично леса спилили, вывезли, но в основном деревья так и остались. В Красноярском море до сих пор торчат лиственницы из воды. Плывешь, а верхушки виднеются. Так и здесь.

— Я слышала, что Богучанская ГЭС не находит полного сбыта для своей электроэнергии.

— Потому что еще не построили алюминиевый завод, под который в общем-то ГЭС и затеяли.

— Но когда завод построят, экономически ГЭС будет оправдывать себя?

— Для тех, кто будет владеть алюминиевым заводом, это, конечно, выгодное предприятие. Тем более что деньги взяты из бюджета.

— В распутинской повести "Прощание с Матерой" гибель села означает и уход старой России. Вы же описываете не национальный уклад, а его жалкие остатки. В романе переселяемые часто говорят, что теперь их жизнь "окончательно рухнет". Им не выжить без земли, без картошки, без леса, рыбы. У вас есть ощущение, что "русский мир" кончился?

— Я бы не стал про весь русский мир говорить, но та Россия, которая, казалось, погибала в 70-е годы, теперь точно уходит. Одним из последних островков был как раз Кежемский район. Сибиряков-хлебопашцев практически уже не остается. Это же настоящие крестьяне были, они сами себя обеспечивали, выращивали овес, разводили скот. Я считаю преступлением то, что их погубили.

— Есть мнение, что Россия — это примерно 10 крупных городов, которые определяют культуру, способ жизни, настроение. Туда вытягивают все ценное, активное, а сельская зона и малые города — списанный остаток.

— Маленьких городов, райцентров еще много, и некоторые из них — островки настоящей культуры. Поэтому их надо беречь, сохранять и держаться за них. У меня надежда на небольшие русские города. Что там сохранится и культура наша, и культурные люди. Конечно, в 90-е годы очень сильно разорили провинциальные города, многие образованные люди уехали.

Но все равно не будет Россия жить только в больших городах. Многие сейчас переезжают из Москвы куда-нибудь в Рязанскую область, поднимают там хозяйство, живут.

— Эти люди сдают московские квартиры, получают московские пенсии и на это живут в деревне.

— Так или иначе, людей тянет к земле.

— Да, но для того, чтобы они там жили, нужно, чтобы их кормил город. Если раньше деревня кормила город, то теперь наоборот. Вам действительно кажется, что у малых городов есть какая-то перспектива?

— Скажем так: там идет жизнь, которую жалко потерять, она, конечно, тяжелая бывает и тоскливая, но корневая, так сказать. Вот Минусинск. Это формальный райцентр, но еще и старинный сибирский город. Когда-то там был самый крупный краеведческий музей в Сибири, Мартьяновский, один из первых театров, такой форпост культурный. Вижу, что сейчас люди стали лучше, образованнее. А с другой стороны, многим там нечего делать.

Раньше были маленькие фабрики, очень изящную мебель делали, перчатки, был электрокомплекс, был радиозавод… Сейчас этого нет ничего. Люди выбивают себе пенсии по инвалидности, на это живут. Ну и огород. Так и живут. Книжки читают…

— А вы приезжаете туда как писатель?

— Нет, я к родителям приезжаю. Иногда даже клубнику на рынке продаю, пока мама бегает по магазинам.

— А ваши родители живут в Красноярском крае? И они фермерствуют?

— Это нельзя назвать фермерством, они живут за счет огорода, раньше разводили кроликов, козы были. Сейчас только куры остались. Продают клубнику, там ее называют "виктория". Раньше, когда я тоже жил там, теплицы у нас были большие, помидоры выращивали, огурцы.

Мы как раз в деревню в Красноярском крае переехали в 93-м году летом. И видели, как люди воодушевленно работали. Там и поля были очень большие, пшеница росла. Были большие фермы. Был такой всплеск, столько надежд. А когда сдали урожай, оказалось, что у всех огромные долги. Были цены весной одни, а осенью стали совершенно другими. Люди узнали, что они должны и за горючее, и за транспорт, поняли, что их обманули.

— А не наивно было это желание людей зарабатывать, не посчитав, что в себестоимость картошки входит вспашка, транспорт, горючее? Так что картошка "золотая" стала.

— А почему тогда мы закупаем картошку в Египте? Самое страшное, что у многих после того 93-го года пропало всякое желание работать. Сами-то люди себя обеспечивают и картошкой, и свиней, бывает, разводят.

— Вас знают на малой родине? Читают?

— Ну кто-то читает. Иногда бывают встречи в музее, библиотеке. Но нельзя сказать, что приехал Сенчин и все сбежались. Но я и не хочу такой популярности, лучше пусть книжки покупают.

— А покупают?

— Роман "Елтышевы" — более или менее, а остальные довольно слабо. "Елтышевых" даже в мягкой обложке издавали, это тоже показатель…

— Почему мы смиряемся — этот вопрос возникает при чтении романа "Зона затопления". Один герой сетует: вот приезжают к нам писатели, а вот если бы они заявили, что останутся здесь, с нами, то нас бы и не затопили. Вы сами разделяете такую веру в возможности писателей?

— Это опять же документальный факт. Приезжал туда Валентин Распутин летом 2009 года, проплыл по Ангаре, побывал в этих селах, поговорил с людьми. Об этом снят замечательный документальный фильм "Река жизни". В поездке участвовал Геннадий Сапронов, издатель из Иркутска. Он вернулся из этой поездки и тут же умер. Сердце не выдержало. И люди говорили, что ждали от Распутина таких слов: давайте останемся, не отдадим остатки нашей земли… Это же абсурд: Распутину до последних лет жизни давали премии, президент с ним так проникновенно говорил, но при этом строительство гидростанции продолжалось. А готовятся строить еще три, дальше вниз по Ангаре…

— А почему люди, как вам кажется, не борются за свои интересы?

— А как им бороться? Сейчас вообще уже невозможно бороться. Экстремизм, сепаратизм… и все. Многие люди соглашались, мол, наверное, да, надо достроить ГЭС, пусть будет. Но зачем нас поселять в эти клеточки-квартиры, как мы там будем жить, когда у нас пенсия 6 тысяч рублей? Люди протестовали, приезжали в Красноярск, их разгоняли, отбирали у них транспаранты…

— Выход вашего романа что-то изменит?

— Хорошо, что его издали. Пусть все это хоть как-то будет отражено… Приезжаешь в Красноярск зимой, незамерзающий Енисей катится… Пар. Минус 40, а вода не замерзает. Все это ненормально и жутко. Или стоячая Волга… Более 130 тысяч человек только от Рыбинского водохранилища переселили…

— Почему, когда принимали решение о строительстве Богучанской ГЭС, никто не упирался? Никакой общественной силы, которая могла бы заступиться за этих людей, так и нет?

— Я думаю, нет. Ну сколько всяких примеров? Никто особенно не сопротивляется…

У меня в книге дочка задает одному из героев вопрос: почему вы так сдались быстро? Он ей пытается объяснить, что ГЭС давно стали строить. То есть люди были в подвешенном таком состоянии. Их постепенно ломало. Как они могли упереться в итоге? А начальство говорило открыто, что погрузим, мол, на баржу, вывезем на безопасное место, и пусть они с 40 тысячами рублей компенсации идут куда хотят. Или мы цивилизованно их переселим в квартиры.

— Люди у нас какие-то очень неразумные, беспомощные…

— Беспомощные, вы правильно говорите. В советское время людей опекали, давали им понять, что они нужны. Я это еще помню по детству. А потом отпустили в свободное плавание, конечно, многие из них оказались неспособны самостоятельно плавать, поэтому и тонут…

— А новые, молодые, они какие? У вас, в Сибири?

— Тоже такие же… Кто-то находит место, кто-то нет. Очень много продавцов, охранников, совершенно напрасные, искусственные места работы. Везде охранники…

— Вы вообще мирный человек по характеру?

— Да не знаю. Два года назад был не очень мирный, когда вот эти протестные митинги происходили. Потом я писал повесть "Чего вы хотите?". А когда увидел, что ничего не переходит в какую-то другую стадию, то перестал участвовать… Знал бы я ответы на сложные вопросы, я другим бы, может, занимался…

— Чем?

— Не знаю. Философией или политикой. Человек, который знает ответы, он другим же занимается, не литературой…

Беседовала Алена Солнцева

БоГЭС раздора

Богучанская ГЭС — четвертая ступень Ангарского каскада, строительство которой началось еще в 1974 году, а закончилось в 2014-м. Большую часть вырабатываемой ГЭС электроэнергии планируется использовать для энергоснабжения строящегося Богучанского алюминиевого завода. Вокруг строительства велась активная полемика, экологи резко критиковали проект, экономисты настаивали на его большом значении для развития региона. При сооружении Богучанской ГЭС было затоплено 1494 квадратных километра земель, в том числе 296 квадратных километров сельхозугодий (пашни, сенокосы и пастбища) и 1131 квадратный километр леса. С затопляемых земель в 2008-2012 годах было переселено 5137 человек (1713 семей).