Богучанская ГЭС дала толчок не развитию Приангарья, а его уничтожению

Константин Довиденко – переселенец из ангарской деревни Проспихино в зоне затопления Богучанской ГЭС. Живет сейчас в Красногорьевске, которое входит в зону влияния Богучанского водохранилища. Уверен, что с запуском Богучанского алюминиевого завода экологическая ситуация в районе станет еще хуже. Считает ГЭС потенциальной угрозой для всего региона.

– Расскажите об истории Вашей деревни.

– Я родом из Проспихино, отец тоже родился в Проспихино, а мама попала туда по комсомольской путевке. У нас был хороший роддом. Деревня рождала приличных людей – ученых, летчиков и т.д., мы давали пользу стране. Проспихино порядка 400 лет, люди жили здесь веками, с началом этой стройки пришлось все ломать.

– Когда Вы покинули Проспихино?

– Из Проспихино уехали в 1987 году. Чемоданное настроение было уже тогда, с работой была напряжёнка. Было только одно градообразующее предприятие — «К-100?, которое создали для подготовки ложа к затоплению (аналог современного гу фсин) – это порядка 4-х колоний вокруг деревни. Зэки плотно внедрились в деревню, и это сильно повлияло на нашу жизнь, с их приходом, деревня узнала, что такое наркотики – как только появились первые колонии поселенцев, молодежь начала по-другому воспитываться, а с началом перестройки все только усугубилось.

Раньше даже дома не запирались, после того как у нас поселилось около 2-х тысяч зэков – появились замки. Еще они завезли моду, местные колхозники носили обыкновенные телогрейки, а, встречая на улице, одетого с иголочки человека, понимали – значит, он из заключенных. И молодые конечно стали перенимать эту моду.

– Что происходило, когда началось строительство Богучанской ГЭС?

– К ГЭС в деревне относились отрицательно. В начале 1980-х начали строить Новое Проспихино, новое Болтурино – но сейчас там никто не живет – советский проект переселения провалился.

– Почему?

– Народ туда не поехал, места были выбраны неправильно и неудобно, а сейчас, по новой отметке водохранилища и их затопит.

– Как вела себе общественность, что-то предпринимали?

– Нет, общественного движения в деревне не было, люди советского воспитания привыкли исполнять приказы государства. Хотя мы уже тогда понимали, что ГЭС здесь не нужна, и место под нее выбрано неверно. Никто не знает, как поведет себя плотина, потому что советский план возведения Богучанской ГЭС отличался от того, что построили в итоге. (БоГЭС – это экспериментальная насыпная плотина.) Мне страшно, что если случится катастрофа – то наши деревни по берегам водохранилища просто смоет, никто не спасется.

– Почему для переселения Вы выбрали Красногорьевск?

– Сначала мы уехали на юг Красноярского края, но через 2 года вернулись обратно на Ангару, больше нигде жить не можем. Моя мама приехала из Челябинска, но прижилась здесь и привыкла к климату, в других местах болеет. И так происходит с многими людьми, кто жил на Ангаре.

– Но Вы находитесь в зоне влияния Богучанского водохранилища. Что это значит для Вас?

– Во-первых, Богучанское водохранилище будет непроточное – это значит, что участок от Усть-Илимска до нас станет настоящим болотом. Во-вторых, когда запустят Богучанский алюминиевый завод, ухудшится экологическая обстановка.
О строительстве ГЭС и алюминиевого завода ходит не одна история, в которых рассказывают о недопустимых ошибках и халатности, поэтому мы не можем жить в полном спокойствии, не думая о том, что завтра может «рвануть». ГЭС – это источник угрозы катастрофы для всего региона.

– Какие изменения произошли после начала затопления?

– Воду сейчас вообще пить нельзя. Начальник нашего рыбнадзора пишет – за последние 20 лет качество воды изменилось катастрофически. Купаться тоже нельзя – периодически бывают вспышки заражения. Хорошая рыба покидает Ангару, на ее место приходит сорная. Ангарский хариус уже почти исчез, а тот, что остался – заражен. Время от времени вылавливают мутантов.

Раньше ведрами носили воду с реки, и пили, хорошая была вода. Земля была плодородная по берегам, ее удобряли столетиями – отличный чернозем.

– Как происходило Ваше переселение?

– Конечно, переселение для всех протекает по-разному, особенно тяжело старикам, которые просто доживают свои дни, им особенно тяжело завести новые контакты. Возобновлять хозяйство было тяжело, мы потеряли сенокосы, места выпаса – все это было обжито и подготовлено, в итоге держать скотину перестали. Увеличились траты на перевозки и т.д. Промысел сошел на нет, даже для профессиональных охотников-рыбаков, теперь нужно получать кучу разрешений, бумажек, да и зверя осталось мало.

– В вашем круге общения остались односельчане?

– У нас даже есть землячество – мы устраиваем встречи, стараемся сохранить нашу общую память.

– Какую память?

– Вспоминаем обычно что-то хорошее, веселое. Вот, например, когда Колчак проходил по левому берегу, через Проспихино, а мужики переплывали Ангару партизанить на правый берег, но перевернулись, всё оружие потопили и вернулись домой. Колчаковцы проходили по деревне, никого не тронули, но занесли тиф.

Сейчас каждый живет своей жизнью, но отношения со всеми хорошие, всегда друг другу помогаем. Связь у нас не теряется. Проходят годы, но я по-прежнему считаю себя проспихинцем, коренным ангарцем.

– Как Вы видите дальнейшую судьбу региона?

– Печально, но в 21 веке люди жить лучше не стали, кто может — уезжает отсюда. Богучанская ГЭС дала толчок не развитию Приангарья, а его уничтожению. Единственное, что сейчас создают нового – это нефтепровод.

Время от времени, я посещаю затопленное Проспихино, уже как традиция складывается. Началось это с официального прощания с деревней в 2007 году, когда съезжались люди со всей страны. А в Красноярске каждые полгода проходит большая встреча переселенцев из Кежмы, Болтурино, Проспихино и других.

А дальше что? Что будет через 50 лет? У ГЭС есть свой срок эксплуатации. Появятся альтернативные источники энергии, но разгромленную природу не вернешь. И страшно, что они (РусГидро) планируют строить Нижне-Ангарскую ГЭС, ведь тогда Ангара перестанет существовать окончательно.

Беседовал Платон Терентьев